– Ну, что Илья, попьем водицы? – спугнул созерцание внука дед.
– А можно?
– А чего нельзя-то?!
Дед аккуратно убрал деревянную крышку с бревенчатого короба – это и есть колодец. Мальчонка подошел к самим стенкам его и, конечно, тут же заглянул в бездну. Вот только бездны он не увидел – колодец был затянут паутиной. Ну и этого Илье для впечатления хватило – еще бы, где он в городе-то такое увидит!
– Ух, все бело! Видать, давненько никто не пил отседова, – Михаил Афанасьевич удивился не меньше внука.
А тот все всматривался в белую вязь многолапых кудесников. Казалось, что он хочет понять, как такое возможно? Как насекомые могут связать такой узор?… Красоту разорвало падающее в глубь ведро – это Боярову не терпелось испробовать родной водицы.
Спустя время Илья уже забыл про паутину и наслаждался колодезной водой. Ох, что за вкус у воды из старого колодца на кромке дня! Если и есть живая вода, о коей бабки сказывают, так вот она откуда и когда берется. Да и разве можно сказать, что кто-то жил, если такую воду хоть раз не испил. И если не пил ее жадно, литрами, окунаясь в ведро всей своей головой. Вот и Илюша все не мог остановиться, чем смешил деда до коликов.
– Ну, водохлеб, ну весь в деда, ну дай мне-то уж хлебнуть… Перестань, перестань, а то простудишься, бабка нас обоих живьем съест, – пытался остановить жажду внука Бояров.
Напились они тут оба вдоволь. На месяц вперед.
– Ну что, хорошо тебе, мужик?
– Хорошо деда!
– Ну, потопали домой.
Снова зашумела под ногами трава, где-то в стороне проснулись затихшие на ночь кузнечики.
– А ты мне про батюшку еще расскажи, а? – врезался в вечерние звуки голос мальчика.
Михаил Афанасьевич аж вздрогнул. Не ожидал уж что Илья еще помнит об их разговоре.
– Ну так расскажу… А на чем мы там остановились-то, на цыганах?
– Нет, на мужиках, как их смертью испугали, и всем смешно было, – напомнил Илья.
– А, да, да… ох, и хохотали мы… Но короток век у смеха.
Чеку, помнишь, что с Гришкой-то у храма сцепился, зэк бывший? Его Анютка, с которой жил он, пьяного из дома выкинула, под ночь, довел ее совсем, бедную. И вот он, с чего-то решил к батюшке пойти. Так, мол, и так, жена выгнала, дай я у тебя переночую, не побеспокою, утром рано мириться пойду. Ну, отец Никодим добрая душа: «Заходи, места не жалко, у меня вон как раз диванчик, Гришка принес свой старый, а я на раскладушку лягу. «Благодарю, отец, век не забуду». И улегся на диван, а пьяный – язык как помело, не держится, вот он давай про иконы спрашивать, да про утварь всякую, что у батюшки была. А зачем это нужно, да зачем то? Больше всего его внимание