Как-то в узком кругу среди своих, подымая тост за процветание частного сектора в финансовом брюхе государства, самый башковитый из братьев Солдатовых, старший Пётр, метко заметил по этому поводу: «Подкупить советского чиновника – дело тонкое и деликатное, можно сказать, ювелирное. Не всякому дан божий дар владеть сим искусством, ведь каждый чинуша требует индивидуального обхождения и частички души. Но наш председатель рыночного комитета великомудрый Максимушка прекрасно владеет этим. Многие с полными карманами отважатся распахнуть дверь к алчущему чиновнику и выйти пустым, да не каждый при этом цели желанной достигнет, утрясёт все закавыки, сгладит углы и уйдёт, провожаемый благодарственным напутствием и не пустыми обещаниями…»
По собственным тайным признаниям Гладченко, а много приврать он считал зазорным, ежемесячные его траты на пивнушки, кабаки да рестораны для чинуш, кроме регулярных отстёгиваний целевых подачек и сувениров, составляли от пяти сотен рублей до тысячи. Компаньоны его по рыбной части трудились и собирали эту обязательную дань, а уж он ведал кому, когда и на какие цели всучить, справляясь с обязанностями как нельзя лучше. Впрочем, некоторые чиновники не дожидались его прихода, ловили Гладченко сами и попрошайничали, жалуясь на прорехи в карманах. А уж когда заявлялся он в их кабинеты и шёл величавой походкой между столов, шептались, не скрывая радости: «Открывай карманы, деньги идут!» И звучало это ласково, с почтением, а то и дружески.
С бьющимся сердцем жаждал встречи с этим человеком Узилевский, однако горькое разочарование пришлось ему испытать – отбыл Максим Яковлевич на низа с рыбопромышленником Штейнбергом, сообщила домработница; толком она ничего не знала, да и уверен был Лёвка – не слетит с её языка лишнего, приучил строгий хозяин к порядку.
Визит к купцам Чубатову и Морозову оставил он на утро, но и там ждала неудача, оба в городе отсутствовали уже несколько дней по той же причине, дежурили на промыслах. Да и как иначе – какой добрый хозяин не печётся насчёт своего добра в грозную пору, когда вроде отступила стихия, но всем известно её коварство!
Оставалась