– Чем-чем станет? – переспросил Турин, весь напрягшись, и внимательно её слушавший.
– Прославлением, – кольнула взглядом та, – в театре это торжественная заключительная сцена с участием всех артистов.
– Всех ли? – задумчиво иронизировал Турин. – Обожествление – переводится это слово буквально. С греческого на наш. А рядом с богом простым смертным места нет… Хотя, чего мелочиться, великим стал Василий Петрович, читал я и статью его, и доклад на пленуме: он и стихию победил, и в столицу уезжает, небось не в лавку торговать пригласили, в ЦК, думаю, отправится прямой дорожкой…
Молчание, тягостное и долгое, разделило их после этих слов, Серафима явно пугалась его нарушить, видя, как заострилось лицо Турина, как зло сверкнули глаза.
И всё же она решилась:
– Я что-то не пойму тебя, Василий. Ты радоваться должен за него! Сколько мне о нём хорошего сказывал на этой вот койке несколькими днями ранее? О крепкой вашей дружбе делился, хвастал, что понимаете друг друга с полуслова…
Турин лишь хмуро отвернулся.
– Что молчишь?
– Он, Серафима, вроде тебя, у него любовь да дружба коротки.
– Зазря-то не наговаривай! При мне тебя навещал, видела его лицо, небось не к каждому такой большой человек в больницу прибегает. Примчался, словно угорелый, и битый час с тобой валандался.
– Чую, тебя Странников тоже на гулянку пригласил?
– Ну и пригласил, – вызывающе вздёрнула нос Серафима. – Я главную роль в спектакле играю, а не абы что! Григорий Иванович мне приглашение передал, только не решила я – ехать или наплевать.
– А чего ж молчала? Слёзки даже пролила. Почему сама не созналась?
– Ба! Да не ревнуешь ли ты меня, Василий Евлампиевич? – всплеснула руками Серафима, спрыгнула с койки, усмехаясь, вся преобразилась. – В чём мне сознаваться? Украла я или убила кого?
– А молчишь?..
– Сказать не успела.
– А Егор как же?
– Егор?.. А что Егор? – смутилась она и тут же зарделась. – Чего это вы Ковригина сюда приплели?
– Не юли, Сима. Не надо, – одёрнул он её хмуро. – Знаю я про все ваши ночные любовные дела.
– Это откуда же? Следил за нами по ночам?
– Он мне сам открылся, хотя я догадывался, что встречаетесь вы тайком, как в больнице у меня он объявился.
– И что? Враз про любовь заговорил?
– Не тот он мужик, чтоб трепаться. Ангел – крепкого характера человек.
– Ангел?..
– Натерпеться в жизни ему пришлось, а человеческая сердцевина уцелела, вот и прозвал я его так.
– И чего же наговорил тебе этот ангелочек?
– А ничего! – отбрил Турин,