– Замерзну я тут у тебя.
– Ничего с тобой не случится, выпей сто грамм, снимешь трусы и станешь на четвереньки, как сука, и я в тебя войду, как кобель. Каждая баба сука, каждый мужик кобель.
Света сделала все, как ей приказали, и было не только хорошо, но и жарко.
– Вода есть? – спросила она.
– С водой напряг.
– А как же гигиена?
– Э, брось, какая еще гигиена? Революция – вот твоя гигиена.
– Сколько платить будешь?
– Двести гривен в месяц.
– Это мало.
– Я сказал в месяц? Обшибся. Двести в день.
Юзеф собрался уходить. Уже вечерело. В палатке горела свеча, поэтому стоял полумрак.
– Почему уходишь?
– Я не могу с тобой тут оставаться, когда мои товарищи там, рискуя жизнью, мерзнут. Побудь одна. В двенадцать ночи все погружается в сон. Тогда приду, согрею тебя.
– А ужин?
– Сейчас принесу картошку, капусту, колбасу, хлеб, а ты приготовишь что-нибудь к этому времени. Если замерзнешь, тяни коньяк. Непочатая бутылка в тумбочке.
Света осталась одна, прикладывалась, согрелась. Спряталась под одеяло, под два одеяла и заснула. Проснулась в три ночи, потянуло по маленькому. Свеча давно догорела, в палатке было темно и холодно. Она присела в углу и выпустила жидкость, а потом спряталась под одеялами. Утром, когда стало совсем светло, явился другой майдановец, ниже ростом и шире в плечах. Он разделся до нижнего белья и полез под одеяло, взобрался на Свету.
– Юзеф, ты? – спросила Света.
– Какая разница? – сказал он, покоряя вершину.
Света умолкла, потому что было хорошо. На третьем сеансе он никак не мог завершить дело и долго мусолил Свету без особой радости для одного и другого.
– Ты мне скажи, где Юзеф?
– Он убит снайпером. Может, еще жив. Пока лежит в реанимации, я его сопровождал. Он сказал, что дарит тебя мне на эту ночь.
– Ну, тогда работай, – сказала Света и потребовала, чтоб он подложил подушку. – Ну, вот теперь лучше. Учти, двести гривен в сутки. Столько мне обещал Юзеф.
– Согласен. Только будешь обслуживать и моих корешей.
– Не больше троих за один вечер, – согласилась Света.
Уже вечером того дня пришли два амбала Руцик Борщевский и Янек Домбровский. Руцик, бывший уголовник, выпущенный властями для участия в демонстрации на Майдане, а Янек Домбровский, приговоренный к десяти годам за убийство жены, но вместо тюрьмы, направленный на Майдан, казался более интеллигентным, более обходительным и во время контакта со Светой целовал ее губы, и говорил, что любит.
На следующий день он принес дорогую колбасу, ветчину, помидоры, хлеба и бутылку шампанского.
– Ты не уступай больше Руцику, он польский еврей, обрезанный к тому же.
– Да он в ответственный момент постреливает. Такая вонь, мне приходится зажимать ноздри пальцами. Да и вообще от него чем-то несет.
Света говорила неправду, а точнее лгала. Просто она не знала,