Она повернулась к нему и обнажила звериный оскал. Он посмотрел в ее глаза – в них он увидел прошлое, обернутое в надежды и переживания. Он начал сочувствовать ей, отсасывающей так, словно это была первая и последняя любовь на планете. В галактике и иных мирах, еще не открытых физиками, где совокуплялись народы, рождая новые поколения фантазий инцеста. В свисающих грудях склонившейся над столиком девственницы, слегка приподнявшей юбку и закрывшей от наслаждения глаза. Плавными движениями, доводящими ее до оргазма. На часах короткого времени, в порыве страха и тайны.
Она была полицейским, рыщущим среди кирпичей, оставшихся после авиаударов в квартале величественных зданий. По треснувшим колоннам застывшими псами разврата, терзавшими каждого, кто осмеливался заглянуть в ее чертог. По его телу проходил ток, когда она снова и снова влекла его, наклоняясь над столом. К следившей за секундной стрелкой, замиравшей в ее глазах на двенадцати, не желая продолжать свой ход. Впиваясь губами в капли ее пота, пронизывающие упругое тело механикой любви. Схемами, подводящими к диодам оргазма. В форме латекса, забрызганного горячей спермой. Кровью на губах, превращающейся в мед, падающей струйкой на ее колени.
Иногда она специально мучила его неразрешившимся желанием, терзая грудь красными ногтями. Била острым каблуком прямо в сердце и долбила до тех пор, пока не находила нужным совокупиться на холодных плитах экстаза, запятнанного временем. В тот вечер ее губы молчали – говорил ее взгляд. Повелевающий и бросающий в дрожь, заставляющий обмякнуть в унынии и сплюнуть на пыльный асфальт. Он налил ей еще вина и продолжил играть в холодного старика, перебирающего на скрипке простые мелодии самообмана. Легкого и не менее желанного. В лице старой потаскухи, захотевшей отведать свежей плоти еще не распустившегося мужчины. Между цветами сада, в блядском блеске меланхоличных весенних песен.
Она зашла в его комнату на высоких каблуках. Таких, которые сводили его с ума облегающей кожей ног. И не переводя взгляда на него, она предложила последовать в кабинет, чтобы ввести в курс дел, происходящих внутри. Внутри стен, за которыми умирали и ждали смерти. Под белыми покрывалами, пропахшими мочой. В душных палатах, под несгибаемым наблюдением заснувших медсестер. За стуком ее каблучков по кафелю, за задницей выделывающей изящные па. Он шел за ней как щенок, остановившись как вкопанный, когда она обернулась и открыла дверь в кабинет.
– Хочешь войти?
– Да.
Она взяла стеклянный шприц и медленно протерла носик колбочки о грудь. Потом принялась за острое лезвие и провела им по стеклу, резким движением надломав носик. Шприц жадно всасывал содержимое, наполняя механику внутренностей неизвестным раствором. Она стряхнула лишние капли и начала искать вену на его руке. Он почувствовал,