Казалось, дворецкий был возмущен столь глупым вопросом.
– Трисмегист не привык развлекаться в обществе своих подданных.
– Ах, – непонимающим тоном отозвался Мельцер, – но ведь как раз веселое общество способно развеять его вселенскую скорбь.
Алексиос сделал знак следовать за ним.
Симонетта хотела отстать, но Мельцер схватил ее за руку так крепко, что у нее не оставалось иного выхода, кроме как следовать за ним.
– Вы что, собираетесь указывать императору, как ему развлекаться? – поинтересовался дворецкий на ходу.
– Ни в коем случае, – ответил Мельцер. – Мне просто показалось, что на Празднике кувшинок веселятся все, кроме одного человека – императора.
– Ему нравится хранить молчание! – вежливо, но непреклонно заметил Алексиос.
Дворецкий быстрым шагом пересек оживленный зал, в конце которого была широкая лестница в форме полумесяца, ведущая на верхний этаж. Портал с колоннами с каждой стороны охраняли факельщики и слуги в ливреях. При появлении дворецкого тяжелые, украшенные золотым орнаментом двери открылись и пропустили посетителей.
По рассерженному взгляду Алексиоса было видно, что присутствие прекрасной лютнистки ему не по нутру, но Мельцер не дал себя запугать и только крепче сжал руку Симонетты. Так они и вошли в зал для аудиенций одинокого императора Иоанна Палеолога.
На другом конце пустого зала, на троне, в неярком свете свечей восседал император. У него в ногах сидели трое женоподобных юношей, одетых в женское платье. Двое младших, еще совсем дети, извлекали из своих лир жалобные звуки, а старший танцевал, извиваясь, словно тоненькое дерево на ветру.
Когда Мельцер и Симонетта вошли в зал, фигура на троне подняла руку, приветствуя вошедших. Инструменты смолкли.
– Зеркальщик! – воскликнул одинокий император, обращаясь к Мельцеру. – Ты вернул мне радость.
Затем он оглядел шляпу с пером на голове у Мельцера, птичью маску лютнистки и соизволил рассмеяться.
– А кто эта восхитительная птичка?
– Ее зовут Симонетта, – прямо ответил Мельцер, на этот раз решив обойтись без посредничества дворецкого. – Она из Венеции, умеет удивительно играть на лютне и поет как соловей.
– Чудесно, – заметил император, благосклонно махнув рукой. – Она ваша любовница, зеркальщик?
Мельцер украдкой взглянул на Симонетту.
– Хотел бы я, чтобы это было так, великий император, но столь прекрасная женщина никогда не принадлежит одному.
Иоанн Палеолог нахмурился и, обратившись к Симонетте, сказал:
– Снимите вашу маску, прекрасная птичка, чтобы я мог увидеть ваше лицо.
Лютнистка повиновалась приказу императора, и Иоанн Палеолог удивился:
– Действительно, ангельское личико. Почему ты отвергаешь его, венецианка?
Симонетта держала