С тех пор как зеркальщик впервые встретил прекрасную лютнистку в гостинице «Toro Nero», прошло две недели. Мельцер думал, что огонь, столь неожиданно охвативший его, постепенно потухнет, но ошибся. С тех пор дни казались ему мучительной пыткой, поскольку работа у китайцев не мешала ему искать Симонетту.
Когда Мельцер подошел к ней, все произошло точно так же, как и в первый раз. Сердце забилось часто-часто, и возникло ощущение, будто кровь вскипает в жилах. Мельцер знал, что влюбился в Симонетту с первого взгляда, и полагал, что никогда в жизни ему не доводилось встречать такой прекрасной женщины, как лютнистка. Как и тогда, в гостинице, на ней было облегающее платье с прямоугольным, почти квадратным вырезом на груди, а талию охватывал широкий пояс с меандровым узором. Прилегающие к плечам рукава расширялись у запястья почти на локоть. Это только подчеркивало миниатюрность рук, неистово порхавших по струнам лютни. Черные волосы Симонетта зачесала наверх и уложила в форме раковины. В иной ситуации ее прическа показалась бы фривольной или даже неприличной, но на императорском Празднике кувшинок действовали совершенно другие законы.
Снедаемый страстью, пробудившейся в нем при виде Симонетты, Мельцер протолкался в первый ряд почитателей, собравшихся полукругом вокруг поющей пары. Джакопо был всецело поглощен своим инструментом, а Симонетта глядела поверх голов слушателей на золотой потолок с мозаиками, восхвалявшими подвиги византийских императоров. И, слушая ее мелодичное пение, пожирая глазами каждое ее движение, он с болью в сердце понял, что не он один сражен красотой прекрасной венецианки. Мельцер украдкой огляделся вокруг: да, у него было много соперников!
Совсем недавно зеркальщик удовольствовался бы тем, что любил прекрасную женщину на расстоянии, тайком обожествляя ее, встречаясь с ней только в своих мечтах. Но недавние успехи укрепили его веру в себя. Он просто должен был попытаться привлечь внимание Симонетты.
Мельцер, размышляя над тем, как это можно устроить, вдруг поймал взгляд лютнистки. Вне всяких сомнений, она смотрела на него! Мельцер попытался вежливо поклониться, но, прежде чем это сделать, успел осознать, как неуклюже у него это получится, и просто помахал рукой, вполне в своем духе.
Симонетта и Джакопо спели на латыни три песни весьма двусмысленного и фривольного содержания, снискавших у тех, кто знал язык, бурные аплодисменты. Осыпанной комплиментами и окруженной многочисленными почитателями лютнистке пришлось долго пробираться сквозь толпу, для того чтобы оказаться рядом с Мельцером.
– Вы же тот самый зеркальщик, – крикнула она по-итальянски, – который защитил меня от турецких пушек?
Мельцер рассмеялся.
– Если вам так угодно, прекрасная лютнистка, – ответил он на том же языке, что и она, – то я охотно припишу себе эту заслугу.
Симонетта кивнула.
– Я ужасно