– На нашем собственном языке, Сильвестр? – Его слова были подобны фитилю огнестрельного оружия, который способен выгнать снаряд из дула и убить человека. Лолларды, мужчины и женщины, произносившие молитвы на английском языке, умирали на кострах, а их дети сиротами бродили по улицам городов.
– Да, – сказал Сильвестр, – на нашем собственном языке. И так же, как Лютер требует, чтобы Библия была на немецком, нам нужна Библия на английском.
– Но этот Лютер – еретик! Король собственноручно написал труд, в котором опроверг его слова.
– И за это Папа наградил его титулом «Защитник веры», – добавил Сильвестр. – Но разве веру защищают подобными трудами и запретами? Разве на самом деле он не мешает множеству людей постигать собственную веру?
Фенелла вгляделась в его лицо, пытаясь погасить представившиеся ей красные язычки пламени, пляшущие вокруг его кудрей.
– Я тебя предупреждал, – произнес он. – Не смотри на меня так, будто я морское чудовище о трех головах.
Она коснулась его щек ладонями, как прежде сделал он, и произнесла:
– У тебя всего одна голова, и мне было бы жаль ее. Пожалуйста, будь осторожен.
Молодой человек слегка покраснел.
– Не беспокойся, – ответил он. – Я всю жизнь был трусом. Поэтому мой друг Энтони защищает свою страну на войне, а я сижу у камина и составляю договоры для барж.
– Делать свое дело дома – это не трусость, – поправила его Фенелла. – Энтони от чего-то бежит, и ты это знаешь. Разве он не писал тебе, что мог бы поехать в Лондон с тем графом, когда «Генри Грейс э’Дью» вернули в док?
– Это каким же образом? Он мечтал о том, чтобы плавать на своей «Мэри Роуз», когда она была всего лишь идеей. Пока она бороздит море, он тоже останется там.
– Но ведь он уже вообще не на море. Он марширует на своей хромой ноге по вражеской стране, потому что боится родного побережья больше, чем атакующей его французской армии. Тебе не кажется, что в этом кроется гораздо бо́льшая трусость, нежели та, на которую способен ты?
– Это звучит так презрительно, – произнес Сильвестр. – Разве ты не понимаешь, что он должен доказать что-то городу, который проклинал и мучил его? Ты на него злишься?
– Нет, – ответила Фенелла. – Но я хочу любить его таким, каков он есть. Не за то, чем он не является. – Внезапно она ощутила холод и обхватила себя руками.
Сильвестр снова прижал ее к себе.
– Не думай, что я не знаю, чего он от тебя потребовал. Но ведь он вернется. И ты должна помнить об этом.
– А если он умрет?
– Он не умрет, Фенелла.
– Почему?
– Потому что такой талантливый человек не имеет права умереть. Кто будет строить для Англии корабли, которые будут возить нас в будущем, если Энтони умрет?
Фенелла рассмеялась сквозь слезы, пытаясь успокоить стучащие от холода зубы.
– Я люблю твои проповеди, Силь!
– Хорошо,