У короля могла быть куча проблем, но он всегда испытывал слабость к кораблям. С людьми, которые разбираются в кораблях, он часто сидел часами, забывая о шумном мире за стенами замка. Кроме того, он хотел войны, героических поступков, любви и смерти. Не просто пересчитывать монеты, как его отец. Король без наследников не имеет права рисковать жизнью, но, поскольку из-за этого он был обречен прозябать в неотапливаемых дворцах и смотреть на дождь, вместо того чтобы вести свое войско на Францию, Генрих VIII становился капризным, как баба.
– Кто ж вас поймет, – услышал Роберт бормотание стоявшего рядом Болейна. Он заставил себя снова повернуться к нему лицом. – Король может сделать самый внушительный корабль на севере, а вам все не так, – продолжал Болейн. – Вы хотите большего, верно?
Роберт снова вспомнил портсмутского стрелка. У парня за плечами было едва ли двадцать зим, но такого равнодушия, как у него, Роберт не видывал за все свои тридцать пять лет.
– Да, – ответил он Болейну, – мне все мало. А вам? Не потому ли вы носитесь дипломатом по всей Европе, что вам нужно что-то еще?
– Упаси боже, мне ничего не нужно. – Болейн поднял подбородок, развел руками. – Просто я человек без какого бы то ни было таланта. Если хочу получить пару овечек, мне остается только дипломатия.
Роберт вздрогнул. Вот оно, осознание, которого он так боялся: он тоже человек без какого бы то ни было таланта. Или, что еще хуже, у него неправильный талант. Какой прок ему, тоскующему по скрипу рей на ветру, в том, чтобы уметь разбираться в лошадях, видеть, какая кобыла лучше? «Но нет, у меня все же есть дар, который поднимает меня над массой!» – возмутилось что-то у него внутри. Он сразу мог распознать человека, способного построить корабль. И он не останавливался ни перед чем, чтобы заполучить такого человека под свое начало. Однажды его назовут провидцем, человеком, создавшим превосходный английский флот буквально из ничего, представителем нового типа мышления, построившего новый мир на обломках старого.
Старый, заскорузлый образ мышления, сковывавший человеческий рассудок, был ненавистен Роберту так же, как и йоркширская грязь.
– Король идет! – взвизгнул Болейн и, дернув Роберта за рукав жакета, упал на колени. Роберт стряхнул его руку и тоже опустился ниц.
– Дорогу королю! – потребовал глашатай, и те немногие, кто осмелился высунуть голову из эркеров, тут же попрятались.
В следующее мгновение показалась королевская тень. Она была огромной, словно башня, а широкие плечи, казалось, готовы были разорвать бархатную мантию. Но кардинал Уолси, несший свое брюшко за его спиной, был еще больше.
Роберт терпеть не мог мужчин, которые могли тягаться фигурой с профессиональными борцами. Сам он был хорошо сложен, черты лица были гармоничны, мягкие волосы имели рыжеватый оттенок, но все это