– Дорис! – укоризненно произнес сенатор. – Да! И тогда я повстречал Шарлоту… Но еще слишком яркими были воспоминания о твоей матери. Затем… – он замялся.
– Затем она уложила тебя в постель! – перебила его Дорис.
– Зачем ты так? Все было намного сложнее. Между нами сложились теплые отношения. Даже более чем теплые… Довольно глубокие…
– О, хо-хо! Зачем так возвышенно? Просто она хотела выйти за тебя замуж! – Дорис вызывающе глянула ему в глаза.
– Ты… ты злая, глупая девушка! Ты ненавидишь ее! – повысил голос сенатор.
– Да! Да! Я ненавижу ее! А за что ее любить!? Ты… ты забыл о моей матери! Шарлота обманывает тебя! – воскликнула девушка, и из глаз ее полились слезы.
– Что? Что ты сказала? – он подошел к Дорис и больно сжал ее плечи.
– Прости, папа! Я сама не знаю, что говорю, – рыдания сотрясали ее тело.
– Ладно, ладно, доченька, – он слегка похлопал ее по плечу. – Мне давно следовало бы понять, что вы никогда не подружитесь, – тихо произнес он. – А Луиза ушла из-за нее? – спросил Перес, заранее зная ответ.
– Да, – прошептала девушка. – Луиза сказала, что Шарлота уволила ее.
– Прямо так и сказала?
– Нет, конечно. Она всячески придиралась к бедной Луизе. В конце концов, та вынуждена была уйти.
– Но я впервые слышу об этом! – воскликнул сенатор. – Почему она не пожаловалась мне?
– На кого? На Шарлоту? Ты же боготворишь ее! Ты же выполняешь все ее капризы…
Тут зазвонил телефон, и сенатор снял трубку.
– Да, да! Здравствуйте, сеньор Галло. Что известно нового о самолете? – услышала Дорис. – Это плохо, очень плохо! Мы даже не знаем квадрат, где самолет якобы разбился. А прочесать джунгли нереально. Держите меня в курсе дела… Да, мое приглашение остается в силе, – сенатор аккуратно положил трубку.
– Я, пожалуй, пойду, папа. Что-то разболелась голова, – Дорис встала и направилась к двери.
Глава 7
Дорис не солгала. У нее действительно разболелась голова. Только что произошедший разговор взволновал ее, и теперь, сидя в своей комнате, она старалась вспомнить каждое слово отца. «Конечно, он действительно любил мать, – подумала она и взглянула на небольшую фотографию мамы в золоченой рамке, стоящую на ее столике. – Тот же овал лица, такой же вздернутый носик, небольшие пухлые губки, – она перевела взгляд на стоящее рядом зеркало. – Вот только прическа… – она собрала челку и зачесала наверх, обнажив небольшой, изящно вылепленный лобик и изумилась: сходство и впрямь было поразительным. – Сколько ей здесь? Когда это случилось, ей был двадцать один год», – подумала она.
– Моя милая, любимая мамочка, если бы ты жила, все было бы по-другому. Об этой шлюхе Шарлоте, скорее всего, я никогда бы не слышала.
Дорис стало грустно, и она включила Бетховена. Под звуки сонаты всегда так хорошо мечталось, но теперь ничего не получалось. От этого ей стало еще грустнее. Чтобы как-то себя приободрить, она начала вспоминать радостные эпизоды