– Любезный Поль, не будете ли вы танцевать со мной сегодня? – сказала она.
Баррас побледнел, узнав прекрасную и несчастную маркизу де Валансолль, у которой больше не было ни мужа, ни детей. Несмотря на тайный ужас, овладевший им, несмотря на страшное волнение, сжимавшее его душу, директор взял маркизу за руку и, скорее позволив ей вести себя, оказался в центре залы.
– Граф, – сказал Машфер, – я буду с тобою визави. Ты ведь не против, не правда ли?
Машфер пошел пригласить на контрданс свою сестру, то есть прекрасную и грустную девушку, с уст которой не сходила безумная улыбка. Оркестр играл. Баррас потерял голову. С четверть часа он думал, что попал в другую эпоху: он помолодел на добрый десяток лет, вообразив, что революция, террор и Директория были сном. Танцуя с маркизой де Валансолль, визави с бароном Машфером, между оставшимися представителями старинного французского дворянства, Баррас вообразил себя в Версале или в Трианоне во время какого-нибудь праздника, даваемого Марией-Антуанеттой, самой прекрасной из королев и королевой среди прекрасных. Во время этого контрданса он слышал очаровательные слова, легкий смех раздавался в ушах, в воздухе витали дивные ароматы, и он, этот чувственный и утонченный аристократ, напрасно старался забыть свое знатное происхождение. После контрданса начался менуэт – торжество версальской молодежи; потом вальс, вальс немецкий, головокружительный, напомнивший директору его беззаботную молодость.
Баррас каждый раз переменял даму. С час он жил в мире полуфантастическом. Он потерял память, он не знал, где он, и, упоенный, очарованный, предавался лихорадочному удовольствию, танцуя с самыми красивыми женщинами, получая комплименты своему изяществу, упиваясь гармонией и благоуханием… Баррас не был уже человеком политическим, он не был уже директором, он забыл, что он держит в руках судьбу Франции. Баррас сделался гвардейцем и дворянином; он помолодел двадцатью годами; ему было привольно в этом аристократическом собрании, среди аромата духов, белых плеч, развевающихся волос… Но всякий сон кончается… Оркестр умолк, бал закончился, и – странное дело! – люстры погасли как бы от могущественного и таинственного дуновения. Баррас вдруг очутился впотьмах. Вокруг него стали слышаться страшный шум, шепот, шелест платьев, шарканье атласных башмаков, скользивших по паркету. Затем все стихло… Чья-то рука схватила его за запястье; рука мужская, хотя и гибкая, крепко сжала его руку. И в то же время чей-то голос шепнул ему на ухо:
– Пойдем, граф, пойдем!
Барраса увлекли в темноту, и он почувствовал, что рядом с ним идут двое. В одном он узнал, того, кто взял