– Ах вот как! – прошептал Баррас, несколько растерявшись. – Значит, это и есть Бал жертв?
– Да. И чтоб быть допущенным на него, надо лишиться родственника на эшафоте: отца, жены, брата или сестры…
Баррас наклонил голову и не сказал ни слова. Может быть, в эту минуту глава Директории, срубавший топором это дерево с многочисленными ветвями, которое называлось французским дворянством, вспомнил о своем происхождении и говорил себе, что все эти люди, находившиеся перед его глазами, прежде были для него свои, он был одного звания с ними, и он почувствовал необъяснимое и горькое чувство стыда. Каднэ, по-видимому, не приметил этого и, взяв Барраса за руку, сказал:
– Пойдемте, любезный директор, я представлю вас дамам.
– Нет! Нет! – сказал Баррас с ужасом. – Я не хочу!..
– Хорошая шутка! – с насмешкой сказал Каднэ.
– Зачем я здесь?
– Вы приехали на бал.
– Но… я не имею… никакого права.
– Вы ошибаетесь.
Сквозь прорези в маске Каднэ бросил на него холодный взгляд.
– Вы так же, как и все мы, лишились кого-то во время террора.
– Я?
– Вы забыли вашего дядю, кавалера де Барраса, убитого в армии Конде… в то время как его племянник обрекал на смерть короля.
– Он не был гильотинирован по крайней мере.
– Но ваша тетка была в Оранже.
Баррас вздрогнул и потупил глаза.
– А д'Ориоль – ваш кузен и мой… ведь мы с вами несколько сродни, любезный директор…
– А! Это правда, я помню ваше имя.
– Каднэ к вашим услугам.
– Вы все уверяете, что были гильотинированы?..
– Я – нет, но вот мой старший брат, на которого я так похож, что этот добряк Дюфур ошибся.
– Скажете ли вы мне, кузен, – продолжал Баррас, мало-помалу обретавший хладнокровие, – зачем вы привезли меня сюда?
– Скоро скажу. Но пойдемте же, я представлю вас дамам.
Баррас позволил себя вести, и Каднэ подвел его к женщине, еще довольно молодой, чудной красоты, которая вместо одного красного шнурка на шее имела три.
– Граф де Баррас, – сказал Каднэ, представляя директора тоном, который был бы уместен в Версале еще каких-то лет десять назад.
Как только Баррас взглянул на эту женщину, он побледнел и отступил назад.
– Лора! – сказал он.
Красавица грустно улыбнулась.
– Давно мы не виделись, Поль, – сказала она.
Тон ее был печален и кроток, и у Барраса подогнулись ноги.
– Я имела много несчастий, любезный Поль, – продолжала она, – в те двадцать лет, которые прошли после нашей разлуки. Вы, наверное, не забыли времени нашей молодости: мне было шестнадцать, а вам двадцать шесть; вы вступили в гвардейский полк, а я вышла из Сен-Сирского монастыря; тогда вы меня любили и мы должны были обвенчаться.
Баррас судорожно провел рукой по лбу.
– Ради Бога, Лора, – сказал он, – не навевайте мне воспоминаний – увы! – слишком жестоких.
– Напротив, любезный