– Я – не его девушка.
– Да знаю я, знаю.
Он всегда и всё про нее знал. Он всегда, сколько она себя помнила, с сопливого детства, был её опорой, последним редутом, финальной линией обороны – от злых подружек, от злых мальчишек, от злого мира, от злой матери. Даже эту комнату, её спальню, шесть лет назад выбрал для неё он. Небольшая, но на втором этаже, что означало – под самой крышей. А там – пожарная лестница… Её тайная тропа к детской свободе! А потом к недетской.
Да и вид на город из окна… с их холма… обалденный!
– А ты, папа? А тебе самому с ней не страшно?
– А я – её муж. Ссоры в семейной жизни необходимы. Истерики – тоже.
– Зачем?! – изумилась она.
Отец не спешил с ответом… Она почти услышала его мысль, почти увидела его грустную, его тёплую улыбку: «она же, в конце концов, уже „взрослая женщина“»:
– О, мы приличные люди, интеллигентные, вежливые. Потихоньку накапливается разный шлак – здесь недопоняли, тут промолчали, там стерпели… Торнадо выметает весь мусор. В истериках не выбираешь слов – если почти теряешь сознание, кричит бессознательное. А когда сознание возвращается, можно подумать, поанализировать, поискать компромиссы, поторговаться.
– Торговаться?
– Уж не тебе удивляться! Серьги из лунного агата у тебя как появились?
«Они называют это „торговлей“?! Это у них, может, и торговля, а у меня – подарок! Подарок… Подарок? – она задумалась, вспомнила себя, Стива, поморщилась, улыбнулась, – Но откуда они знают? Неужели нажаловался?!»
– Вы знаете?
– Знаем-знаем. После вашего разрыва предложили Стиву вернуть их. Отказался наотрез. И жена его, кстати, – тоже.
– И она знает?!
– А ты думала.
– А она-то почему?
– Сказала, что ты заработала.
– Я?!
– У него была яма. «Творческий кризис» это называется. Когда сомневаешься в себе, в своей профессии, в своём профессионализме, когда сомневаешься во всём. Жена ему помочь не могла. В их семье она создает уют и покой, а не творческое напряжение. Ты это напряжение – вернула. А сама ушла. Вовремя ушла. Очень вовремя.
Таня сжала ладонь отца:
– «Валечка»?
– Да, Валентина Курнякова, его модель, пробилась в верхнюю сотню года.
– Как же я её ненавижу!
– Ещё ненавидишь?
Таня не стала отвечать, наоборот, она спросила:
– Но почему?
Отец понял. Он её всегда понимал:
– Они все, все твои пластмейкеры, сразу же с нами связывались, а Стив так на коленях стоял. И не думай, что в каком-то фигуральном смысле. Цыпочка наша ему тогда приказала ладони по полу вытянуть и… и заехала ногой! Не по ним – вплотную: «Только посмей! Хоть её мозоли на её пятке коснешься – пальцы переломаю!»
– Но почему?! – опять спросила дочка.
– Потому что ты – не модель. Ты – из семьи мастеров.