Вышло так. Я махнул рукой «Цыганский романс! Очи чёрные!» Тут «тра-та-та». Глянул в сторону «пулемётчика». Придумал: «Мазила». И заорал:
Очи чёрные!
Очи страстные!
Очи жгучие!
И прекрасные!
Это не укладывалось в сценарий. Пулемётчик превратился в кавалериста и со шваброй наголо бросился на маленького очкарика. А вот вам фиг. Вёрткий я.
Как люблю я
Вас!
Как боюсь я
Вас!
Бойцы 1-го отряда гонялись за мной по сцене. Но сквозь грохот баталии доносился до зрителя мой голос писклявый:
Знать увидел
Вас!
Я в недобрый
Час!
Триумф! Жюри было единодушно. Цыганёнка до вечера носили на руках. Утром я проснулся знаменитым, с первой в своей жизни кличкой «Очи Чёрные».
– Мама, правда, голубые?
Виталик и Валерик
В лагерь имени «Зои Космодемьянской» меня привезла мама. Она меня там спрятала. Не всем так повезло. Другие мои одноклассники хоронили Валерика.
Виталька Графов и Валерка Никандров. С Валериком мы успели почти подружиться еще до школы. Его папа работал на нефтяном заводе, у него была служебная машина, на ней мы ездили летом в лес. Мы – это Валерка, его папа и мама, моя мама и я. Помню одуванчики и какие-то ржавые штуки… Виталик неважно учился и был каким-то неприметным. Дружить с таким я не мог никак. Уже после школы, рассматривая старую классную фотографию, я обнаружил, что он был тонок, большеглаз и красив.
Однажды мы узнали – все сразу – что Виталик и Валера взорвались. Говорят, это была большая банка с краской, в которой они проковыряли дырку, вставили фитиль и подожгли. Но что-то не получилось, банка взорвалась сразу…
Мы все тогда что-нибудь взрывали. Да и потом тоже. Делали порох из серы, селитры, угля и марганцовки. Добывали на Быковском аэродроме магний из разбитых вертолетов. Потом точили магниевую крошку напильником. В худшем случае отделывались ожогами.
Виталик и Валерик сгорели почти полностью. Их потушили слишком поздно.
Первым умер Виталик. В гробу он был синим. Наши мамы сшили нам красные повязки с черным ободком. Директор школы Александр Васильевич решил, что для всех нас будет «хорошим уроком», если мы похороним своих товарищей.
Вторым умер Валерик. В гробу он был оранжевым. Этого я уже не увидел. Мама решила, что у меня нервный срыв. И увезла в пионерский лагерь, где в живом уголке жил настоящий орангутанг. Но я все равно боялся спать.
После лета мы вернулись домой. Я смотрелся в зеркало и видел морщины. Морщины мне нравились.
Жопой в муравейник
Это было очень больно.
И обидно.
Потому что глупо.
В «Зое Космодемьянской» нас водили плавать на озеро. Там такие мостки. И с них надо прыгать. Было страшно, но все побежали – и я побежал. И прыгнул. Плавать я тогда еще не умел, зато умел идти на дно. Добрался