– Кто здесь? – обмирая, спросил он.
– Вов, ты? – ответило пьяным бабьим смешком. – Хи-хи, ишь, напугал!
– Да ты кто? – снова стал подниматься Глызов.
– Да я это, Зина! Че, не помнишь?
– Какая еще Зина?
– Да, столовская… Посудомойка…
– Зинка???
И Глызов вспомнил все! Как покупал в продмаге бутылки спирта, как рассаживались в кильдымчике-мастерской среди торчащих труб и фасонины, как вся компания орала ему «До дна, до дна, сука!» когда он пил из граненого, на дне которого блестела тусклым светом звездочка. Потом был второй стакан, тосты за звание и скорый дембель, драка старика Еремеева с бухгалтером Матеем, пьяные вопли энергетика Варданяна «А я вам ответственно говорю, что самое лучшее освещение – это естественное!», порванная шуба служащей СА нормировщицы Людочки, разбросанная по причине сладкого вкуса пайковая картошка… Потом отправились провожать всем обществом перепившего седовласого майора Трегубовича, вдруг внезапно перед домом поскользнувшегося и упавшего всеми орденами в мазутно-вонючую кучу (кстати, почему он оказался без шинели?)… Далее в воспоминаниях обнаружился провал… а затем Глызов отчетливо увидел себя таскающим за грудки Варданяна, и кричащим при этом «Будешь еще жрать общую сгущенку, пидор?! Будешь???» Варданян мотался, как тряпичная кукла и норовил сползти по стенке… кепкинского клуба.
Да-да, дело уже происходило в клубе!.. Какой-то вертлявый густоволосый старик тряс перед носом Глызова черным ветхим комбинезоном, показывал трехцветный шеврон на рукаве, дескать, тоже воевал… Ах, да, он же бывший власовец, сосланный в Сибирь, дед Прокоп! Дальше… А дальше появилась Надюша вместе с Челюстью – посудомойкой кепкинской столовой, горбатой и крайне непривлекательной личностью с характерным выступом лица. Владимир попытался подъехать к Надьке, да она, тварь позорная, хоть и прожженная шлюха, а проигнорировала… Стало быть, он вместо Надьки на Челюсть клюнул! Ах, как все погано!.. Дальше опять был провал, и как очутился в ЦУБе Глызов уже не помнил. Интересно, успел ли он…? Завязывать надо с выпивкой, вот что!
– Ты че молчишь? – словно прочтя его мысли, жарко зашептала Челюсть.
– Ложись, я подвинусь!
Глызов сидел на кровати, обхватив голову руками.
– Вов, а когда в Воронеж поедем? – заегозила взволнованно посудомойка. – Иль передумал?
Ее голос дрогнул. Ну, дела! В Воронеж собралась, образина! Что ж такое деется! Неужто…? Надо выпить! Глызов ощупью пробрался к выключателю. Тусклый свет ударил по глазам, рисуя до боли родную картину быта четырех холостых офицеров: заплеванный грязный пол, покрытый окурками, кучу пустых бутылок под откидным столиком и останки красной рыбы на нем, четыре металлические древние кровати с четырьмя же укрытыми синими одеялами телами, цветные