Чирик. Александр Шушеньков

так-то!

      – А потом?

      – Потом одному гаду челюсть сломал… рука неделю болела… ну они и накапали в политотдел…

      Генералов остановился и с огорчением вздохнул:

      – Пучилов вызвал… говорит… понимаю Вас, товарищ прапорщик, но бить солдат нельзя… могут прокурору настрочить!

      Сзади заревел мотор рейсового автобуса. Генералов с Кусичевым обернулись и замахали руками. Скрипнули тормоза, и дальше беседа продолжалась в полупустом салоне красного «ПАЗика».

      – У нас на практике комбат тоже говорил, что бить нельзя, – поделился Кусичев. – А потом на утреннем разводе одному казаху так дал, что тот три месяца в санчасти провалялся!

      – Молодец! – одобрил Генералов. – Только так можно победить. Знаешь, какой Жуков жестокий был? А Тухаевский? Вперед, и не ныть! Без этого, Андрон, нельзя!

      Тут прапорщик наконец оседлал своего любимого конька – военную стратегию. Непонятно каким образом он перекинулся на воинские таланты Суворова, битвы Александра Невского и победы Ганнибалла. При всем при том, что рассуждал он о делах давних, и не имевших к нему никакого отношения, у Кусичева волей-неволей складывалось впечатление, что только благодаря мастерству Генералова были разгромлены псы-рысари на льду Чудского озера и окружена армия римлян в битве при Каннах.

      – Главное – собрать все силы в кулак и ударить им по слабому месту! – орал на весь салон вошедший в раж прапорщик. – Сначала – артподготовка, затем – танки! И особое внимание – разведке! Тс-с!.. Ты знаешь, что на самом деле было с атомной бомбой?

      Утомленный возлияниями и монологами прапорщика, Кусичев отрицательно мотнул головой. Какие, на хрен, атомные бомбы, когда в голове у него неотвязно вертелась крепко сбитая фигура почтальонки Надьки – восемнадцатилетней кепкинской «звезды», простой и доступной в общении. Кроме того, его беспокоили возможные последствия загула, хотя он уже и понимал, что ничем не рискует – не уволят же его из армии. А уволят – еще лучше!