Действительность была уныла, как морда столетней коровы. Каждое утро Глызов ни свет, ни заря тащился на планерку к командиру части Гнусавому. Планерки были на редкость однообразны и вызывали в памяти картину «Иван Грозный убивает своего сына», причем в роли нечастного отпрыска монарха поочередно пребывали все офицеры, в том числе и Глызов. Причина была одна – невыполнение планов, намеченных на вчерашней вечерней планерке. Выходя через час из кабинета командира части, офицеры думали только об одном – пойти и застрелиться. Но, поскольку дисциплина не позволяла совершить столь дерзкий поступок, да и оружия у них не было, приходилось идти в Кепкино, брать там пузырь и…К обеду половина офицеров части, подняв себе настроение, истово принималась выполнять план, а вторая половина была озабочена тем, в чьей компании провести вечер после службы.
УНР Гнусавого, как и другие УНРы Концевича, был занят архиважным государственным делом – возводил в обход Договора об ограничении стратегических вооружений новые шахты для ракетной дивизии. Примерно пятнадцать тысяч человек были заброшены морозной прошлогодней осенью в глухую краснохренскую тайгу, и, подобно легендарным строителям Комсомольска-на-Амуре, подвергнуты эксперименту на выживание. Солдаты – запуганные обовшивевшие существа, в подавляющем большинстве призванные из южных республик – обитали в палатках и казармах. Офицеры жили вместе с семьями в вагончиках-прорабках и наспех выстроенных бараках. Быт, в котором существовали кузнецы самого совершенного советского оружия, отнюдь не способствовал их нравственному совершенствованию. Скорее – наоборот.
Пили все. У Глызова было два начальника – два кадровых капитана-сантехника: Милюкбаум и Киро. В отличие от Глызова, они не могли расчитывать вырваться из проклятой краснохренской тайги в ближайшие пятнадцать лет (пока не уйдут на пенсию), и потому их помыслы направлялись на одно – свалить все дела на молодого лейтенанта. В сущности, тот еще не утратил первоначального энтузиазма, и при соответствующих условиях опять мог бы вернуться к давним идеям водопроводно-канализационной стратегии. Однако этому мешало одно обстоятельство. Вернее – два. Даже – три: Варданян, Гулько и Гора. Складывалась патовая ситуация: как только Владимир намеревался заняться серьезным делом, у одного из трех его сожителей немедленно возникал неотложный повод «принять на грудь». Разумеется, Глызов, который дорожил репутацией гусара, не мог отказать, в результате чего все благие помыслы летели к чертям под хвост, план ввода коллектора оказывался сорванным, а в кепкинском клубе снова под скрежет старой радиолы отплясывала