– Наконец-то, призналась, – Ксюня закатывает глаза. – И на что ты надеешься?
– Ни на что, – я взмахиваю руками. – Просто хочу, чтобы он мне в лицо все сказал. А то свалил и забил, трусливое динамо.
– Вообще, загадка, конечно, какая кошка между вами пробежала. Слава обычно так себя не ведет. Мне кажется, это ты его чем-то обидела.
– Да чем? – я тут же вспоминаю Валентина и тот гадкий поцелуй, но мысленно встряхиваю голову. Ксюня до сих пор не знает. Никто не знает. Мы с Валентином общаемся, как общались, когда Слава еще был здесь. Он сдержал слово, больше не приставал ни разу. Но мне все равно стыдно, поэтому хочется отогнать от себя подозрения. – Ты просто брата защищаешь. А он, очевидно, как все – поматросил и бросил.
В конце концов, спустя год тишины это больше походит на правду, чем обида на один дурацкий поцелуй.
Ксюня фыркает. Устала от моего нытья. Я сама от него устала. Не хочу больше гнобить себя обидой. Я, наверное, почти его простила.
Мама говорит, что в восемнадцать лет у парней гормоны, сперматоксикоз и просто ветер в голове. Что лобные доли, которые делают нас сознательными и ответственными взрослыми, окончательно формируются только к двадцати пяти годам, поэтому молодежь такая безбашенная. А папа добавляет, что вообще только к тридцати пяти нагулялся. Типа парням нужно попробовать много и разного, чтобы найти то самое. Он и мне советовал не ограничиваться одним Славой, что в мире достаточно хороших людей, что тоже надо пробовать и выбирать.
Я решила, что так и сделаю. Вот приеду в Москву, получу от Славы отворот-поворот в лицо и пойду пробовать новых.
– Не смей ему ничего говорить, – грожу Ксюне пальцем.
– Да он и слушать не станет.
Я сникаю и выдергиваю пучок травы из газона. Не знаю, чем мне этот сорняк не угодил. Наверно, слишком на меня похож – такой же ненужный.
Несколько минут мы молчим. Вода всегда завораживает. Обычная рябь, блики заката на поверхности, фиолетовое небо в отражении, а смотрится эффектно. Природа эстетична по своей сути, говорит папа, просто не каждому дано это видеть. Он сам и в луже найдет красоту. Наверное, это талант и есть. Я учусь у него смотреть на мир глазами художника. Стараюсь подмечать детали, которые вроде на поверхности, но так обыденны, что не замечаемы. А у папы всегда найдется нестандартный ракурс. Мама этим восхищается.
– А у него там… есть… девушка? – я спрашиваю тихо, будто боюсь Ксюню спугнуть.
Она смотрит за горизонт и не поворачивает ко мне головы.
– Не знаю. Славка не рассказывает. Он вообще какой-то скрытный стал.
– Что, за две недели ни одна девчонка не засветилась?
– Да рядом с ним всегда какие-то девчонки. Но это ничего не значит же. При мне, по крайней мере, он ни с кем не целовался.
В голосе Ксюни слышится раздражение. Ей надоело быть медиатором между нами. Я ее прекрасно понимаю и затыкаюсь.
– Приедешь, разберешься