Ася глубоко вдохнула.
– «Текст хрупкий. Местами гениальный. Местами – прячется. Автор боится собственной силы. Ирония – как щит. Но щит не всегда нужен. Иногда нужно просто стоять без доспехов». Подписано: Критик. Театр.doc.
Молчание. Не неловкое. А узнающее.
Юля тихо переспросила:
– «Боится собственной силы»? Это про тебя?
– Да, – кивнула Ася. – Потому что если я напишу всё по-настоящему…
Если я уберу маски, отступления, «шутка-шутка» – тогда это уже не пьеса. Это я. Голая. Без костюма. И если не примут – это отвержение не текста. Это отвержение меня.
Катя наклонилась вперёд.
– Но разве в этом и не суть искусства? Не быть гениальной – а быть уязвимой. Чтобы кто-то увидел – и сказал: «Чёрт. Это я. Это про меня. Спасибо, что сказала».
Ольга поставила чашку.
– Слушай, я врач. Если бы я боялась, что мои пациенты отвергнут меня за прямоту – я бы просто раздавала витаминку и говорила «всё наладится».
А я говорю: «Вам жопа. Но мы справимся».
И знаешь, они не бегут. Они благодарят.
Ася улыбнулась.
– Сравнение с гинекологией – это так… воодушевляюще.
Юля обняла её.
– Ася. То, что ты пишешь – уже сильно. А страх – это не враг. Это сигнал, что ты идёшь глубже. В настоящую ты.
– Я иногда думаю, – прошептала Ася, – что если я перестану быть «ироничной и лёгкой», то останется просто тревожная и усталая девочка. И кто её полюбит?
Катя мягко коснулась её плеча.
– Мы. Уже. Любим.
Потому что ты – не фасад. А голос. Нерв. Душа.
И если кто-то не захочет это видеть – пусть ищет комедию в TikTok.
Ольга встала.
– Предлагаю ритуал. Мы выпишем на бумажках, чего боимся – в себе. И сожжём. Символично. По-театральному. С драмой.
Юля схватила ручку.
– Я пишу: «Я боюсь быть скучной, когда не страдаю».
Катя: «Я боюсь хотеть кого-то, кто тоже меня захочет. Потому что тогда мне нечем будет оправдываться».
Ольга: «Я боюсь, что без цинизма я просто ранимая тётка с аллергией на жизнь».
Ася: «Я боюсь, что всё, что я пишу – это плач, замаскированный под пьесу».
Они сложили бумажки.
Зажгли свечу.
Подожгли – по очереди.
Пепел осел в чашке. Вместо вина.
И Ася сказала:
– Я всё равно напишу. Новую. Без щита. С нервом.
Юля подняла тост:
– За честность. Даже если она не идеальна.
Катя добавила:
– За пьесы, где мы не «про баб». А про человека.
Ольга закончила:
– И за то, что критика – это не приговор. Это костёр. Пусть горит. Мы – согреемся.
Кафе было тем же. Но они – другими.
Официантка всё так же зевала за стойкой, музыка звучала, как будто играла с прошлого раза, а плющ всё так же пытался проникнуть внутрь, будто хотел услышать, что там, у этих странных женщин, происходит.
Катя заказала американо. Юля – чай с чабрецом. Ольга потребовала «что-нибудь, что пахнет свободой