Зашло солнце, опустилась ночь, окутав мраком и землю, и море, чтобы скрыть злодеяния данайцев. Уставшие после долгого дня, мы разбрелись по домам и уснули. Тогда корабли аргивян, построившись фалангой, в тишине отплыли от Тенедоса и в неверном свете луны вновь двинулись к знакомому берегу. На царском корабле взметнулось пламя – то был условный знак, и по нему Синон, хранимый враждебной волей богов, откинул сосновый запор и открыл деревянную утробу, выпуская наружу скрытых в ней воинов. Вышли наружу храбрый Фессандр и свирепые Сфенел с Улиссом. Скользнув по канату, спустились Фоант с Акамантом, и сын Ахилла Неоптолем, и врачеватель Махаон, а за ними царь Менелай и, наконец, сам строитель коня Эпей. Напав на одурманенных вином и сморённых сном стражей, они отворили ворота и впустили в город высадившийся с кораблей отряд.
В этот час, о царица, в час, когда первый сон, подарок богов, нисходит на усталых людей, принося им отдых, – в этот час явился мне во сне Гектор. Он был печален и лил слёзы. Как в тот день, когда Ахилл влачил его тело вслед за своей колесницей, он был весь чёрен от крови и пыли, и на стопах его вспухали раны, через которые были продеты ремни. О, как он был не похож на того гордого Гектора, который когда-то вернулся из битвы в доспехах Ахилла, снятых с Патрокла! Или когда он сжёг данайские суда фригийским огнём! Борода его была в грязи, волосы слиплись от крови, на груди его кровоточили раны, которые получил он у родных стен. Мне снилось, что я плачу и говорю ему:
– О свет Дардании! О надежда тевкров! Почему ты медлил? Откуда пришёл ты? И почему ты являешься теперь, когда мы уже похоронили столько твоих родных, а народ и город претерпели столько трудов и бед? Зачем так мрачен твой лик, чем опечален ты? Почему я вижу тебя, покрытого ужасными ранами?
Но Гектор не хотел терять времени, отвечая на мои праздные вопросы. Тяжело вздохнув, он издал глухой стон и промолвил:
– Сын богини, спасайся! Беги из огня, ибо враг уже овладел стенами, и прекрасная Троя рушится. Твой долг Приаму