Тогда войско успокоилось. Ведь когда смерть грозит каждому, все трепещут от страха, но, когда жертва назначена, каждый утешается тем, что жребий выпал не ему. Меня стали готовить к обряду: будто жертвенному быку, посыпали голову мукой пополам с солью и обернули её тугими повязками.
Признаюсь вам, что я вырвался, порвал путы и убежал. Я прятался от смерти в густых тростниках и на болотных озёрах, ожидая, пока, подняв тугие паруса, ахейцы покинут берег, надеясь, что боги всё же позволят им сделать это.
Что ж, теперь у меня больше нет надежды ни увидеть родину, ни обнять родного отца, ни приласкать своих малюток сыновей. С ужасом думаю я о том, что, желая отомстить за моё бегство, ахейцы выместят на них свою злобу и предадут их смерти.
О великий царь, именем бессмертных богов, которым известна вся правда, именем самой верности, если только среди смертных ещё не забыта верность, я молю тебя сжалиться над несчастным. Сжалься над безвинным, кому суждено было вынести столько тяжёлых бед!
Не в силах вынести слёз хитреца, мы даровали ему жизнь. Сам Приам повелел развязать ему руки и ласково сказал:
– Забудь греков, которых ты покинул, и вместе с ними все свои невзгоды, отныне ты будешь гражданином Трои. А теперь поведай нам всю правду о стоящем здесь исполинском коне – кто и для чего воздвиг его здесь? Орудие ли он войны или подношение богам?
Синон, исполненный коварства, воздел освобождённые от пут руки к небесам и сказал так:
– Клянусь сиянием всевидящих звёзд, клянусь ножом и алтарём, которых избег я, клянусь жертвенными повязками, которые надели на меня, чтобы вести на заклание, нет для меня греха в том, чтобы отречься от сородичей, нет бесчестья в том, чтобы порвать узы, связывающие меня с родиной! Закон отчизны более не властен надо мной, и тайны греков более не мои тайны! Лишь ты, устоявшая Троя, храни верность своим обетам, а я щедро отплачу тебе, открыв всю правду!
Залогом победы, – сказал Синон, – всегда была для греков благосклонность Паллады. Но после того как Диомед с Улиссом – вот злодей из злодеев! – с оружием вошли под своды её храма, чтобы выкрасть священный Палладиум, лишили жизни хранителя храма и дерзнули окровавленными руками коснуться девственных повязок богини, гнев Афины обратился на греков, и тотчас счастье наше ушло, надежда стала покидать нас, и силы пошли на убыль. Гнев богини был явлен нам воочию – когда священную статую принесли в лагерь, глаза её сверкали грозным пламенем, на теле проступал солёный пот, и, к нашему ужасу, статуя, как была, вместе со щитом и копьём, три раза подпрыгнула на месте.
Синон продолжал:
– Прорицатель Калхант так трактовал знамения: ахейцы должны немедля бежать морем, ибо аргосские копья бессильны до тех пор, пока, вернувшись в Аргос, они не испросят новых благоприятных знамений. Вот зачем греки спешат в родные