– Чтобы предупредить козни Юноны, нам надо внушить Дидоне любовь к Энею, тогда уже никто из бессмертных не сможет изменить её чувства. Вот что я придумала. Царевич Асканий сейчас спешит с берега на зов отца с дарами для царицы. Я нашлю на мальчика сон, унесу его к себе на родину, на Киферу, или к себе домой, в убежище на кипрской горе Идалион. А ты на одну ночь примешь его облик – тебе это несложно, ведь ты и сам мальчик, – и как только Дидона посреди пира посадит тебя на колени и станет целовать, ты тайком вольёшь в нее пламя любви, незаметно отравишь её сердце страстью.
Купидон, известный своей мальчишеской любовью к проказам, без раздумий согласился. Сняв крылья, он принял облик сына Энея и, подражая его походке, отправился во дворец. А Аскания Венера погрузила в сладкую дремоту, взяла на руки и унесла прочь, на Кипр, где он мирно заснул в тени высоких деревьев, овеваемый ароматом душистого майорана.
Купидон же в самом прекрасном расположении духа шагал во дворец вслед за Ахатом и нёс дары для Дидоны. Они пришли как раз вовремя, к началу пира. Дидона заняла место во главе стола на своём царском золотом ложе, убранном коврами. На пурпурных покрывалах рядом с ней возлежал Эней и по сторонам от них другие троянцы. Слуги подали воду для умывания и мягкие полотенца. Пятьдесят рабынь принесли в пиршественный зал угощения и зажгли благовония. Сто рабынь и столько же рабов расставили по столам блюда и чаши. На украшенных резными узорами ложах лежали многочисленные гости. Все дивились богатым дарам, разглядывали золотой плащ и шафрановое покрывало, смотрели на Энея и его мнимого сына. Пристальнее всех смотрела и никак не могла насмотреться несчастная царица: она уже была обречена. Купидон некоторое время был с Энеем и обнимал его за шею, только чтобы насытить отцовскую любовь, а потом поспешил на руки к царице. Та прижимала к себе чудесного мальчика и ласкала его, не зная, что на коленях её могущественный и безжалостный бог. Он же, помня наказ матери, незаметно насылал на неё свои чары, чтобы она забыла о погибшем муже и её сердце освободилось для новой любви.
И вот пир окончен. Рабы проворно унесли столы и принесли крате́ры – большие чаши для смешивания вина. Кубки наполнялись до краёв, шум голосов разносился по чертогам, повсюду были слышны радостные восклицания. С золотых потолков свисали лампады и наполняли залу светом, разгоняя ночую тьму. Царица велела подать золотую чашу, украшенную драгоценными камнями, которая принадлежала ещё её отцу, и наполнила её вином, не разбавляя. Гости умолкли.
– О Юпитер, – сказала она, – ты сам установил законы гостеприимства! Сделай же так, чтобы этот день принёс радость и троянцам, и тирийцам! Пусть память об этом дне сохранят потомки! О благая Юнона и ты, Вакх, отец вина, пребудьте сегодня с нами! Вы же, мои гости, наслаждайтесь пиром!
Она выпила из золотой чаши, её наполнили снова, вслед за ней выпил её военачальник,