Динь наклоняет голову, чтобы посмотреть на Вэйна, и моя внутренняя собственническая стерва чуть не валит деревья.
– Я знаю тебя, – говорит она. – Темный. Духи лагуны любили тебя. – Она тянется к нему, как будто хочет провести пальцем по его груди, но он перехватывает ее руку, прежде чем она успевает коснуться.
– Осторожно, – предупреждает он.
– Или что? – спрашивает она.
– Или я отправлю тебя обратно на дно лагуны. Вопросов не задаю.
– Ты мог бы попробовать. – Она отворачивается, крылья открываются и закрываются, затем открываются снова. – Питер Пэн уже произнес невыразимые слова. – Она прищелкивает языком. – Я не хочу драться, – добавляет она. – Я пришла, чтобы загладить свою вину. Передать приглашение. – Ее голос повышается, когда она разводит руки. – Приходите во дворец фейри на пир и празднование моего воскрешения. Мы все можем быть друзьями.
– Мы не гребаные идиоты, – говорит Баш.
– Конечно, нет. Ты мой сын, и я хочу, чтобы ты вернулся домой, где тебе самое место.
Кас стоит рядом со своим близнецом.
– Дворец фейри больше не наш дом.
– Я могу это изменить. – Динь начинает спускаться по ближайшей тропинке. – Я попросила твою сестру отменить твое изгнание и вернуть тебе крылья. Это меньшее, что мы можем сделать, чтобы показать нашу добрую волю. – Она останавливается посреди дорожки и смотрит на нас через плечо. – Давайте объединим Неверленд и прекратим боевые действия. Это все, чего я сейчас хочу. Возвращайтесь домой, мои дорогие сыновья. Дворец готов принять вас с распростертыми объятиями.
Крылья сверкают в сумрачном снежном свете дня, она взлетает и исчезает за следующим поворотом в облаке волшебной пыли.
Глава 4
Баш
Мои глаза горят, когда я смотрю, как она уходит, мой близнец так же неподвижно стоит рядом со мной.
Кажется, мы не можем отвести взгляд.
Это реально? Спрашивает Кас.
Если это не так, то это лучшая иллюзия, которую я когда-либо видел.
Неужели наша дорогая сестра опустилась бы так низко? Чтобы обмануть нас миражом нашей собственной матери?
Мое сердце колотится, руки дрожат. Я не могу игнорировать давящую тяжесть в груди, побуждающую меня что-то сделать. Но что? Что, черт возьми, нам с этим делать?
Если она настоящая, то как? Как она вернулась?
Я не знаю, злюсь ли я, или грущу, или испытываю горечь, или благоговение, или, может быть, все это вместе. Может быть, мои эмоции похожи на тарелку бабушкиного супа, на все овощи, оставшиеся после сбора урожая. Нарезала кубиками, сделала пюре, перемешивала, перемешивала и перемешивала.
Нэна ненавидела нашу маму. Тогда я думала, что соперничество матерей и бабушек – это нормально. В конце концов, предполагалось, что они оба любили моего отца, и соперничество за привязанность и внимание короля не было для меня чем-то странным.
Но теперь я понимаю, что Нэна ненавидела