Территория утопала в зелени: деревья росли там, где по идее должны были ползать проклятия, тропинки вились как заговоры при дворе. Всё выглядело не просто живым – оно дышало. И этим воздухом почему-то пахло неприятностями.
– К сожалению, отбор у нас закончился неделю назад, – сообщил ректор, снова выползая на сцену, как сезонный вирус. – И, увы, мест в женском общежитии больше нет. Но не переживайте, для вас выделена целая башня в южном крыле замка.
Я вскинула бровь.
– Целая башня? Превосходно. Как раз для серой мыши с комплексом принцессы, – отозвалась я, с невинным выражением лица и голосом, в котором можно было услышать звон стальных лезвий.
Ректор выдержал паузу. О, это была его любимая часть.
– Но… есть одно, но, – его улыбка могла бы сниматься в рекламе ядов. – Южное крыло – мужское… Там живут исключительно студенты… Мужского пола.
И он… улыбнулся. Старый, ехидный, непрошеный, седой пи…пи…пи…
– Женское общежитие у нас в восточном крыле, – продолжил он с видом экскурсовода с кладбища. – Северное – под управлением некромантов, западное – проклятники, демонология. А в центре у нас библиотека, столовая, администрация, кафедра ведьменства и зельеварение, лечебница… ну, если вы выживете, то заглядывайте.
– Погодите-ка, – я прищурилась. – Я, вообще-то, принцесса. С базовыми… да что там, расширенными потребностями. Прин-це-сса, – по слогам повторила я – пусть и под личиной серой купеческой дочурки.
– О, милая, не переживай, – отмахнулся он с таким же участием, с каким обычно бросают косточку собаке. – Башня надёжно отделена от остальных. Крепкая дверь. Сто одна ступенька вверх. Никто не поднимется и не решится тебя побеспокоить.
Я глубоко вдохнула.
Спокойствие, Амалия. Дыши. У тебя есть фантазия и прекррррасный юмор. Всё будет хорошо.
Хотя… с моим везением – в этой башне наверняка водятся привидения, обсессивные соседи и тараканы, умеющие шептать проклятия на латыни.
Мне торжественно указали на ту самую стальную дверь, которая, по мнению ректора, должна была охранять мою девичью честь так же рьяно, как его зубы охраняли последние куски сарказма. Перед дверью стояла лестница – сто одна ступенька в небеса… или в ад, это уж как посмотреть.
Я начала подъём как юная леди, но уже на двадцатой ступени чувствовала себя древней черепахой на кето-диете. Где-то к сороковой я начала вспоминать старого ректора всеми словами, которые ещё не выжгли язык. К восьмидесятой – перешла на староэльфийские ругательства. А на последней, сто первой, я поняла одну простую истину:
Мою честь защищает не дверь, а лестница. После такого восхождения не то что разврат – даже мысль о простом «привет» вызывает желание лечь и тихо умереть.
Дверь