К чему ругать отца? Здесь наши великие социологи сели в лужу. Написали, что большие традиционные семьи разваливаются, родовые гнезда рушатся, а исконно индийские ценности выродились в сплошной эгоизм. Они не думали, что традиционная семья – это невидимый дом, и даже не догадывались, что стены дома могут перемещаться. Танцующие, ползающие, выскакивающие, источающие ароматы стены, а держит их безмолвная дверь. Открыта. Стоит. Кто угодно может зайти и выйти. Выйти и зайти. И так до бесконечности.
Проникнуть с одной стороны и появиться с другой – значит пронзить. Ну и что с того, что это дверь. Вы все выходите, пронзая ее в живот и в сердце.
У пронзаемого развиваются небывалая проницательность и терпение. Способность чувствовать то, что ускользает от взглядов других. И знайте, так оно и было с дверью в доме старшего сына, через которую веками просачивались туда и сюда.
Дверь в доме старшего сына знает, что ей непременно нужно быть открытой, независимо от того, в котором часу кто вошел, предупредил ли заранее и постучался ли. Здесь все свободно и бесплатно. Только выйдешь из ванной, завернувшись в полотенце, а уже какой-то родственник с женой и детьми тут как тут стоит перед тобой, а ты улыбнешься и крикнешь, чтобы несли чай-завтрак, и, натягивая одежду на голое тело, будешь размышлять, на сколько дней гости приехали обосноваться. Пришли по работе к сыну, сватаются к дочери, кто-то куда-то устраивается, кто знает, какая нужда, счастье или горе привели сюда бедолагу. Только сделаешь маску на лицо, а волосы намажешь хной, как пожалует золовка – хочет познакомить Маму с каким-то другом, мол, развлечет ее. А уже пришло время поесть, а уж раз пришло – надо есть и придется появиться перед всеми прямо так, в облике привидения. Или дорогой внук смачно ругнется на свою подругу или друга: «Твою мать, пошел ты», и тут же кто-то появляется на пороге. Смотрели, слушали, улыбались, вставляли комментарии и замечания, говорили и спрашивали что вздумается. Местный словарь не знает слова «приватность», а если кто-то и потребует такое право, то удостоится подозрительных взглядов: в конце концов, что нам скрывать, что-то тут неладно.
Да и камера CCTV, что знает она о секретах этой двери? Она слепо верит в свое техническое превосходство, и ей невдомек, что есть такая дверь, которая все видит, все слышит и все записывает. Все проходят через нее с незапамятных времен.
И все же время от времени кто-то из заходящих, один, двое или даже трое, уже вот-вот собирается пройти, но вдруг останавливается: «А? Кто здесь? Кто моргнул?» Одна нога, поднятая, чтобы переступить порог дома, замирает в воздухе. В этот миг разыгрывается представление. Поднятая нога, театрально балансируя, застыла в воздухе. Как будто очнувшись, вздрогнула и теперь не может решить, пойти ей вперед, внутрь дома, или вернуться туда, откуда пришла. Как будто сомневается даже в том, где мир: позади нее или впереди? Тогда какой настоящий, а какой сыгранный?
Поднятая нога