– Мама выгнала убираться, что ли? – продолжает Димка, явно наслаждаясь вниманием. – Или директор решила, что вы крутые слишком?
– Ага, давайте фото сделаем, – предлагает кто-то из пацанов. – "Школьная бригада клининга".
Женя шагнул к ним. Не быстро – тяжело, будто через какой-то барьер внутри.
– Слушайте, – тихо сказал он. – Вы думаете, это смешно?
– А разве нет? – Димка усмехнулся.
– Когда тебя вызывают к директору, твою мать зовут в школу, а учителя смотрят, как на идиота, – продолжил Женя, не повышая голос. – Тогда не очень смешно. Особенно, когда ты понимаешь, что всё сам накосячил.
– Мы… просто шутим, – пробормотал один из младших, уже менее уверенно.
Никита встал рядом.
– Мы тоже раньше "шутили". Над другими. Над учителями. А теперь вот тут. Моем за собой.
Мальчишки переминались с ноги на ногу. Один из них – самый младший – тихо сказал:
– А вы… теперь хорошие?
Наступила неловкая пауза. Женя хмыкнул.
– Не знаю. Но стараемся не быть полными дураками.
– Хотите – посмейтесь. Хотите – помогите. Только знайте: в следующий раз, если увидим, как вы издеваетесь над кем-то слабее – сами швабру получите. В подарок, – сказал Никита, сдержанно, но твёрдо.
Мальчишки, переглянувшись, вдруг резко сбавили пыл. Димка опустил мяч, будто неожиданно он стал слишком тяжёлым.
– Мы… это… мы потом тогда… потренируемся. После. – Он неловко попятился, и вся их шайка рассосалась за дверью.
Женя вздохнул и снова взялся за тряпку.
– Ну что, проповедник, – сказал он Никите, – только не говори, что это воспитание.
– Нет, – усмехнулся Никита. – Это был превентивный удар.
Они оба рассмеялись – и продолжили мыть, уже немного по-другому. Не потому что заставили. А потому что сами начали понимать зачем.
На улице. 15:20.
Ветер трепал края курток. Женя и Никита молча шли рядом, волоча ноги по тающему снегу.
– Завтра в школу, – буркнул Никита.
– Ага. На уроки. Как приличные ученики.
Пауза.
– Слушай, – Женя посмотрел на него. – А может, мы не зря всё это? Я к тому, что… Может, мы не такие уж безнадёжные?
Никита задумался. Потом сказал:
– Не знаю, какие мы. Но точно не такие, как раньше.
Их шаги растворились в вечерней тишине.
Понедельник, 08:00.
На следующее утро Иллирия Арсеньевна заварила себе крепкий чай – без сахара, как всегда. День только начинался, но голова уже гудела от мыслей. Вчерашняя ситуация с Никитой и Женей не выходила из головы. Мальчишки пришли молча, не спорили, не кривлялись – просто взяли тряпки и начали мыть окна. Впервые за долгое время в их глазах было что-то другое. Ни наглости, ни демонстративного равнодушия. Только сосредоточенность. Может, ещё – зачатки уважения?
Она вспомнила, как Женя сначала хмыкал, как Никита пробовал вяло ерничать. А потом – тишина. Работали. Молча. И даже оставили после себя порядок.
“Труд, –