– Это уже перебор…
– Перебор – это когда учитель выходит с урока в слезах, – холодно сказала Иллирия. – Хотите – называйте это как угодно. Но в школу вы придёте. Или мы пойдём дальше – комиссия, протоколы, постановка на учёт.
Женя замолчал. Никита шумно выдохнул и скрестил руки на груди.
– А вы как, согласны? – Иллирия перевела взгляд на матерей.
– Согласны, – хором ответили они. Мать Жени даже кивнула. – Это, может, и правда на пользу пойдёт.
– Думаю, да, – добавила мать Никиты. – Пусть узнают, каково это – работать. Может, поймут, что всё не само собой происходит.
Наступила пауза. Мальчики переглянулись. В глазах у обоих – не страх, а какое-то растерянное принятие.
Женя тихо сказал:
– Мы… придём.
Никита кивнул. Неохотно.
Иллирия поднялась, закрыла блокнот.
– Надеюсь, вы вынесете из этого хоть что-то. Не из наказания – из разговора. Увидимся в субботу.
Суббота, 8:45 утра.
Во дворе школы ещё прохладно, на ступенях копится тонкий иней, а изо рта идёт пар. Никита и Женя стоят у центрального входа, кутаются в куртки и озираются по сторонам.
– Где все? – пробормотал Никита, дёргая молнию вверх. – Может, передумали?
– Не смеши, – ответил Женя, зевая. – Если бы передумали, уже дома сидели бы. А теперь – всё, попались.
В этот момент за дверью послышался щелчок замка. Вышла Мария Антоновна – техничка, сухонькая женщина с добрым лицом и тёплым платком на плечах. За ней, с чашкой кофе в руках, появилась Иллирия Арсеньевна.
– Доброе утро, герои труда, – произнесла она с лёгкой иронией. – Пунктуальны. Это уже плюс.
– Заходим, – кивнула Мария Антоновна. – Работы много, болтать некогда.
9:15. Холл третьего этажа.
Никита в резиновых перчатках трет влажной тряпкой поручни лестницы, а Женя с ведром и щёткой чистит плинтуса вдоль коридора.
– Кто вообще смотрит на эти штуки? – недовольно бурчит Женя. – С ума сойти…
– Ага. И тряпка мокрая. Холодно. – Никита вздыхает. – У меня пальцы не чувствуют уже.
Мария Антоновна, проходя мимо, негромко замечает:
– Ничего, сынки. Чистота – это тоже труд. И не легче, чем сидеть в офисе.
Они замолкают. На некоторое время слышно только шуршание щётки и плеск воды в ведре.
Суббота, 15:00. Коридор 2 этажа.
Воздух в коридоре стал тяжелее. Запах хлорки въелся в стены, тишина гудела в ушах. Солнце уже клонилось к закату, тени от подоконников растянулись по вычищенному полу.
Женя скинул перчатки, бросив их в ведро. Спина болела, ладони вспотели, живот настойчиво урчал.
– Ну всё, хватит с нас, – выдохнул он, тяжело присаживаясь на скамейку у гардероба. – Я чувствую себя, как старик.
Он провёл рукой по лицу и посмотрел на Никиту.
Тот стоял, опершись о швабру, усталый и растрёпанный. Капли пота стекали по вискам.
– Помнишь, как в пятницу ты сказал, что это "перебор"? –