Замотав головой, смахнула со стола невидимую пыль и села за монитор. Папка с отчётами по правонарушениям за прошлый месяц открылась с тихим щелчком. Цифры и фамилии сменяли друг друга. Всё повторялось. Снова и снова.
Никита. Женя. Артём из 8-А. Марина с её побегами с уроков. Всё та же карусель. Всё те же лица.
Но она знала – за каждым именем не просто статистика. За каждым – боль, которую они сами не умеют объяснить. А её работа – не просто отмечать и докладывать. А понимать. Или хотя бы пытаться.
И пока кто-то внизу разгадывал уравнения и искал «икс», она искала ключ к сердцам, давно закрытым на все замки.
– Иллирия Арсеньевна, вас просят подойти в кабинет 211, – раздался робкий, но звонкий голос за дверью. В проёме показалась высокая, худенькая девушка лет шестнадцати, с лёгкими кудряшками у лица и аккуратным пучком на затылке. В руках она сжимала тетрадь, а на губах играла усталая улыбка.
Иллирия, подняв взгляд от журнального стола, прищурилась и чуть усмехнулась, узнав Алину – девочку из 9 «Д».
– Что опять, Алина? – спросила она, с иронией в голосе. – Никита с Женей?
Алина кивнула, закатив глаза и тихонько фыркнув:
– Как всегда…
Учительница вздохнула, встала, отложив бумаги, и, прихватив с подоконника блокнот, закрыла за собой дверь. Девочка терпеливо подождала и зашагала рядом с ней, вместе они направились по скрипучей лестнице на второй этаж.
Когда они подошли к двери 211 кабинета, оттуда доносился взволнованный голос. Внутри, как и предполагалось, Никита и Женя – два местных бедокура – стояли у доски, старательно изображая раскаяние, но едва заметно посмеивались, будто вся сцена – спектакль, в котором они уже не раз играли.
– Опять вы? – Иллирия даже не удивилась. – Ну и в чём дело на этот раз?
Учитель математики, Есения Евдакимовна, сухощавая женщина с усталым лицом, осунувшимися плечами и вечной пудровой пылью на щеках, всплеснула руками.
– Пока я у доски объясняла теорему, эти… – она сдерживала раздражение, – эти двое кидали в меня мелом! Мелом, Иллирия Арсеньевна!
Иллирия закрыла глаза, на секунду замерла, будто досчитала до десяти, и лишь потом заговорила – спокойно, но с тем ледяным тоном, от которого по коже бежал холодок.
– Сколько можно вас отчитывать за ваши бесконечные шалости? Вы нарушаете дисциплину, вы не уважаете учителя. Это не цирк, это школа. Сегодня же мы вызываем ваших родителей. Будете объяснять, в чём смысл ваших глупостей.
Она пересадила мальчишек за первую парту и сама устроилась позади, строго наблюдая, как они с неохотой открывают тетради. Каждый раз, как Никита начинал отвлекаться, она чуть постукивала по столу ручкой – напоминание о её присутствии.
Часом позже в кабинете социального педагога, под тусклым светом старой люстры, сидели две женщины – матери Жени и Никиты. Уставшие, с натруженными руками, они словно съёжились под грузом вины, будто сами были провинившимися школьницами. Женя и Никита сидели