К середине настроение усиливалось, каждый инструмент обладал своей душой и характером. Тревога, как в «Танго смерти» Вагнера, вгоняла зрителя в пик ужаса, смятения, паники. Утихала в скрипке, рассказывающей историю между строк, и убегала снова в тревогу, не давая вздохнуть.
Общий фон музыки и голосов, ведомый скрипкой, становился стремительным, остроумным, но затем проникался необыкновенной теплотой, соприкасаясь с живым голосом. На некоторые периоды тревога сменялась легкостью и грацией флейты, добавляя атмосфере актерской игры, которая в общих красках старательной работы казалась уже профессиональной, окутывала трогательной выразительностью и рельефом.
И затем, в самом конце, когда мелодия пронизывалась тоской, отражая повествование истории, она на пике взрывалась надеждой, хором голосов, симфоничной истерикой скрипки и духовых. В экзальтации звуки ложились на актерскую игру, девушка на сцене кричала, показывая внутренний монолог при том, что должна была молчать.
Софиты угасли.
Когда спектакль кончился, Алиса включила свет, с улыбкой посмотрела на Лукьянову. Вероника обнаружила, что сидит в слезах.
– Это было… прекрасно. Почему это еще не показывают в Большом? – голос ее надломился, Вероника нервно рассмеялась. – И ты… ты была восхитительна! – Она не смогла усидеть на месте, только после окончания осознав, что главную героиню играла сама Барс. – А музыка… что это было вообще?
Алиса по-доброму рассмеялась, уселась на диван рядом с Вероникой. Светилась довольством: была уверена, что Лукьянова постановку оценит, но видеть очередное подтверждение красоты их творения было приятно все равно.
– Да, мы полгода над этим работали, было здорово, даже несмотря на экзамены, – улыбнулась она с ностальгией. – А музыка – отдельная наша гордость. – Кивнула Барс. – Композитор – друг Эммы, американец, написал ее специально для спектакля. Эмма проделала большую работу, чтобы воплотить это в жизнь. Одно дело ноты…
Вероника увлеченно закивала. Оказывается, Эмма не так проста.
– Композитор из Америки?
– Да, Эмма там родилась, у нее двойное гражданство, – пояснила Алиса. – Ее бабушка, она говорила в клубе, это был не прикол – иммигрировала туда еще до второй мировой, отец путешествовал после университета, встретил здесь ее мать. Они вместе уехали в Штаты, но после рождения Эммы вернулись сюда. – Поведала Алиса необычную семейную историю.
– А костюмы? Кто шил? Сами что ли? – Вероника захлебывалась восторгом. – А гримеры, и…
Обсуждение затянулось на целый час. Вероника и раньше с родителями посещала Большой театр, классическое искусство ей не было чуждо, но сейчас, на этом диване, в грудь ей ударила непреодолимая волна новой страсти. Захотелось окунуться в это с головой, самой создать нечто подобное, что будет из кого-то другого, как из нее сейчас, вдохновенными пощечинами выбивать слезы.
Но больше