– Это меняет дело. – Гриша спрятал сарказм за улыбкой. Это был редкий момент, когда с кем-то из святой троицы он мог поговорить без подколок. – Какая твоя любимая цитата?
Их прищуры встретились. Его – подозрительный. Ее – веселый. Казалось, Эмму нельзя вывести из равновесия, если она сама того не хотела. Рыдания из-за сломанного ногтя не в счет.
Эмма смотрела на него, будто знала, чем все закончится. Его жизнь, ее, человечества. Смотрела, будто знала во сколько точно на землю упадет метеорит. И давно с этим смирилась.
– Эйфория – обратная сторона истерики, – улыбнулись только ее губы. Гриша пустил смешок.
– Тонко.
– Я бы сказала – жизненно. – Взмахнула пальчиком в воздухе Эмма. Может, она Грише мерещилась? Как и всем вокруг? Была давно почившим приведением с тяжелым характером, которому делать было нечего больше, кроме как цепляться к окружающим и читать. Поэтому – белые волосы. Поэтому – белая одежда. Поэтому – одна и та же книга. Потому что с ней в руках она и умерла. – Над чем работаешь?
Серые глаза смеялись над задумчивостью Гриши. Он уронил взгляд на ноутбук на коленях, папку бумаг. Опомнился.
– Пишу рассказ по мотивам «Превращения» Кафки.
Эмма хихикнула.
– Смешная фамилия. – Эмма потянулась в кресле, поправила юбку. Взглянула на Гришу исподлобья, ласково. – И в кого он превращается?
Гриша нахмурился, сглотнул, провел ладонью по волосам. Наверное, тем, кому не нужно обсуждать с девушкой общие интересы, вести беседу и вникать в ее образ мышления, это нравилось. Вопросы Эммы, непонимание, восхищенный взгляд, нежное «ты такой умный». Барса понять Гриша мог. Не мог только Эмму.
Это нарочитая игра в пустышку? Или выборочное мимикрирование под человека?
– В мерзкое насекомое. – Он откинулся в кресле. – К которому со временем теряет сочувствие даже семья. Это аллюзия на одинокого человека перед лицом неотвратимости судьбы.
Рот Эммы приоткрылся, Громов прочел в ее взгляде желание продолжить, утянуть его в свой омут, опять задать ненужный, бестактный вопрос, надоесть, но их прервала появившаяся в холле компания.
– Болтаете об Эдварде Каллене? – Арсений рассмеялся над собственной шуткой, поменялся с Эммой местами и усадил ее себе на колени в одно движение.
– Да ну тебя. – Эмма цокнула, закатила глаза, недовольная тем, что ее новую игру с Громовым прервали, но веселости не потеряла. – Скажи лучше, когда мы в «Берч» пойдём?
На третье кресло в полукруге опустилась Алиса, Андреев кивнул Грише, облокотился позади на спинку его кресла. На скамейку рядом села Вероника, которая снова привела с собой Лизу. Гриша гадал: Лукьяновой правда нравилось