Томас говорил спокойно. Даже слишком. Как будто в нём поселилась новая природа – бесстрастная, чужая, способная говорить о смерти, как о налогах.
– Я чувствую, – сказала Эстер, – что он выйдет.
Эта фраза повисла в воздухе. Её звук разложился на частоты: предчувствие, ужас, безысходность. Томас встал, прошёлся по комнате, остановился у окна.
– Тогда всё зря, – сказал он, – тогда всё это… просто боль. Без смысла. Без последствий.
Эстер не спорила. Она знала: смысл – не то, что ищут в страданиях. Смысл – это то, что уходит первым, когда умирает человек.
Они долго молчали. Потом Томас ушёл в спальню. Она осталась. За окном темнело. Папка лежала на столе, как свёрток со старой одеждой, как вещдок из другого мира. Эстер дотронулась до обложки. Бумага была холодной. Она подумала: в этой папке – всё, что осталось от её дочери в глазах закона. Не голос, не запах волос, не следы босых ног на полу после душа. Только страницы. Только страницы.
В ту ночь она легла поздно. Сон не приходил. Во сне, когда он наконец пришёл, Ханна стояла на берегу. Река была чёрной, как чернила. Девочка махала ей рукой, улыбалась. На ней был шарф, и он развевался так ярко, что перекрывал весь серый мир вокруг.
Проснулась Эстер от звука – мимо проезжала машина. Шины шипели по мокрому асфальту. Она встала, подошла к окну. На улице никого. Только фонарь – старый, мерцающий. Он освещал клумбу. Там, где в прошлом году росли тюльпаны, теперь была только грязь и капли дождя.
Она вернулась к столу, взяла папку, открыла последнюю страницу.
Там стояла дата слушания. И подпись. А под ней – пустое место, предназначенное для заключения суда.
Эстер смотрела на это место долго. Потом достала ручку. И, дрожащей рукой, не касаясь бумаги, провела невидимую черту. Тонкую. Почти незаметную.
Черту, после которой, как ей казалось, уже нельзя будет вернуться.
Глава 6. Судебный коридор
Здание суда стояло в центре города – глухое, каменное, словно выросшее не из архитектурного проекта, а из воли системы, желающей быть вечной. Его стены были облуплены внизу, как стоптанные ботинки старого судьи. Внутри пахло бумагой, пылью, временем и чем-то ещё – неуловимым, тяжёлым, чем-то, что прилипало к коже, проникая под воротник, в дыхание, в самую суть ожидания.
Первое заседание назначили на четверг. День был тёплым, но пасмурным. Эстер шла рядом с Томасом, не касаясь его руки. Между ними не было ссоры, не было примирения – только расстояние. Люди в холле суда говорили шёпотом, как в храме. Голоса звучали обтекаемо, бессмысленно. Кто-то разглядывал расписание дел. Кто-то ел булочку из автомата. Судебные приставы стояли у стен, молчаливые, как мебель.
Им выдали пропуск. Они поднялись на второй этаж. Коридор был длинным, узким, с жёлтым светом