Она снова позвонила – в полицию.
– Заявление о пропаже принимается после двадцати четырёх часов, – сказал голос, в котором не было ни гнева, ни участия. – Дети иногда убегают, это нормально.
– Она не убегала никогда, – произнесла Эстер и услышала, как дрожит её голос.
– Подождите. Возможно, она просто играет у подруг.
Она не сказала, что знает – нет. Не играет. Не забыла. Не обиделась. Эстер чувствовала своей кожей: Ханна исчезла. Мир как будто врезался в пустоту, которую сам же и создал. Свет, которым жила их жизнь, был выключен, но выключатель остался в положении «включено».
Вечером пришёл Томас. Она сказала тихо: «Её нет». Он не понял. Подумал – ссора. Подумал – обида. Когда понял, сел. Долго сидел, ничего не говоря. Потом встал, надел куртку и вышел. До поздней ночи он ходил по городу, заглядывая в подворотни, звонил в двери, спрашивал, не видели ли. Его лицо менялось: черты становились острее, взгляд – глубже, голос – тише.
Они не спали. Ни той ночью, ни следующей. Каждая минута была как капля – густая, маслянистая, она растекалась по сознанию, не давая ни сна, ни покоя. Полиция начала искать. Приходили, записывали, задавали вопросы. Где была? С кем дружила? Была ли ссора? Была ли тревога? Эстер отвечала, как по учебнику. Да, нет, никогда, всегда, не знаю.
На третий день она перестала ощущать вкус. Чай был водой. Суп – пылью. Вещи теряли очертания. Утром на кухне она увидела стул, на котором всегда сидела Ханна, и не смогла на него смотреть. Томас закрыл дверь в её комнату. Сказал: «Пока». Эстер не возразила.
Они жили рядом, но порознь. Сидели за одним столом, но в разных пространствах. Он пытался говорить – о газетах, о погоде, о полиции. Она кивала. И молчала. Внутри неё что-то завязалось в тугой узел.
На четвёртый день пришёл звонок. Голос был мужским, чужим, усталым. Говорил чётко, без эмоций. Тело найдено. Под мостом. Завёрнуто в ткань. Полиция просит приехать.
Эстер не помнит, как дошла до машины. Томас держал её за руку. Дорога была пустой. Мост – серый. Под ним шуршала вода – вялая, как вино, пролившееся в землю. Полицейские молчали. Один отвёл в сторону. Показал фотографию.
На фото – лоскут ткани, обмотанный вокруг маленькой ноги. Туфля с бантиком. Шарф зелёный, расправленный по траве, как крыло.
Эстер закрыла глаза. Не закричала. Не упала. Просто стояла. Шум воды усилился. Она почувствовала, как внутри что-то осыпается – не горой, а пеплом.
Рядом Томас сделал шаг назад. Он дышал часто. Потом сел прямо на землю, положил голову в ладони. Эстер подошла ближе к реке. Стояла, пока ветер не сдвинул её платок. Волосы разлетелись. Она не поправила.
Она думала о том, как умирает свет. Не мгновенно, не щелчком. Он гаснет, как свеча на ветру: сначала колеблется, потом меркнет, и только запах гари остаётся в воздухе.
Тогда она поняла: зима началась. И уже не закончится.