– Кто мешает? Сама себе мешаю. Да я уеду! Ремин… верите вы в черта? – вдруг подняла она голову.
– Что с вами, Тамара Ивановна, вы уже во второй раз о черте разговор заводите. Не от коньяку ли это? Бросьте вы пить, в самом деле.
– Вы думаете, я до чертей допилась? Нет, черта вином выгоняю, иначе мне бы еще хуже было… А пробовали вы гашиш?
– Стыдно, Тамара Ивановна, распустили вы себя. Знаю я об этом гашише – мне Леонид Денисович рассказывал, в каком виде он вас застал на прошлой неделе после гашиша, – укоризненно покачал головой Ремин.
Тамара вскочила.
– Что он еще вам говорил?
Он с удивлением посмотрел на свою гостью.
– Да только и сказал, что был у вас и застал всем совсем больною после приема гашиша.
– А ему какое дело! – буркнула Тамара и заходила по комнате, закуривая новую папиросу.
Ремин смотрел на нее.
Она большими шагами мерила мастерскую, словно большая птица металась, ища выхода.
Ремин вздрогнул, когда она, неожиданно остановившись, распахнула окно.
Он даже сделал движение удержать ее, словно боясь, что она ринется в пустоту.
Свежий воздух, кажется, успокоил Тамару.
День был веселый, солнечный, и стеклянная крыша фотографического павильона напротив окна мастерской нестерпимо блестела.
Тамара прищурила глаза и заговорила спокойно:
– Вот тоже планета! Глупое стекло, а тоже сияет, сияет отраженным светом. Мне иногда кажется, Ремин, что только небольшая часть людей живет своей жизнью, а все остальные люди только отражают эту жизнь.
– Я не понимаю вас, Тамара Ивановна.
– Что же тут непонятного. Разве мало людей, которые живут так, как этого хочет другое лицо, а иногда это лицо даже не интересуется ими?
Тот устраивает жизнь и живет сам по себе, а этот несчастный сателлит, часто сам того не замечая, кружится вокруг него и живет отраженной жизнью.
Поворачивается к нему солнце, он видит и слышит, чувствует, деятельность проявляет, а обернулось солнце, и настала тьма…
Хорошо, когда эти солнца не сознают, что они солнца, или, зная свою силу над планетами, будут им добрыми гениями, а что, если нет?
– Конечно, бывают слабые люди, но не все же пешки, как вы говорите.
– А сами вы, Ремин, солнце или планета? Свободный вы человек или нет?
– Все мы люди несвободные в силу обстоятельств. Свободным мог бы быть только настоящий христианин, если бы таковой нашелся, – ему одному ничего не надо, ничего он не боится и все и всех одинаково любит, – задумчиво сказал Ремин.
– Есть еще другая свобода, говорят: никого не любить, – сказала Тамара, круто повернувшись от окна.
– Нет, Тамара Ивановна, тогда не будет свободы, потому что явятся ненависть, зависть, презрение и гордость.
– А если удержаться на середине, на холодной, ледяной вершине?
– Это для обыкновенного человека