– Я страшно люблю костюмированные балы, не маскарады, где под масками люди мистифицируют один другого, а именно костюмированные балы. Люди те же, вы их знаете, но с костюмом что-то вдруг изменилось в них, проявляются черты характера, которых раньше не было заметно.
Ремин говорил оживленно.
– Я люблю костюмы, мне кажется, что костюм может придавать человеку свои характерные черты. Один мой товарищ, очень скромный и вялый юноша, оделся мушкетером, и вдруг его движения, даже голос как-то изменились. Человек всегда актер в душе.
– Нет, – сказал Чагин, – я думаю, это сложнее, гораздо сложнее. Мне кажется, что у человека не один, а десять характеров. Соединяясь в один облик, который мы видим, эти характеры мешают друг другу проявиться в полной мере. Читали вы забавный рассказ Стивенсона «Доктор Джекил»? Вот там человек отделяет свое дурное начало в другого человека.
Это сложнее, гораздо сложнее, – провел он рукою по лбу. – Доктор Джекил был человек не сложный: у него было только два характера, а более сложный распался бы на десять, на сто частей, и по свету под влиянием волшебного разделяющего эликсира гуляло бы сто цельных примитивных людей, иногда ни в чем не похожих друг на друга. От этого борьба с самим собою, от этого противоречия, несоответствующие поступки.
Леонид говорил лениво.
Лицо его было освещено светом камина, только одно лицо, над спинкой кушетки, на которой он лежал, сложив руки под подбородком, а над ним, на стене, так же выделялось из тени лицо шевалье де Монгрюса с такой же скользящей улыбкой и длинным взглядом светлых глаз.
Ремин, ходивший по комнате, вдруг остановившись у камина, сказал:
– Дарья Денисовна, я нашел костюм для вашего брата. Вот! – указал он на портрет.
– Нет, нет, не надо! – воскликнула она поспешно, спуская свои ножки с дивана.
– Почему?
– Не знаю… Этот шевалье был такой негодяй… и потом его убили…
– Ты, кажется, боишься, Додо, что у меня есть скрытый характер негодяя и что он проявится? – расхохотался Леонид.
– Какие глупости!
– Решено, Алексей Петрович, одевайте меня Монгрюсом, а Додо его женой.
– Ты с ума сошел! Мне, блондинке, одеться в оранжевый атлас! – возмутилась Дора.
– Нет, нет, Дарье Денисовне пудреный парик и панье в зелено-желтых мушках, – весело воскликнул Ремин. – Я завтра нарисую картинку. Пастушку из Трианона. Невинная бержерка с черной бархоткой и розами, коротенькая юбочка – у вас очаровательные ножки, Дарья Денисовна.
– Но… но это будет банально, – слегка покраснела Дора.
– На всякой другой, но не на вас, – с увлечением перебил он. – Мушку на щеке в виде сердца, мушку на подбородке в виде бабочки. Я завтра нарисую вам костюм.
– Но я сговаривалась с баронетом одеться «ковбойкой», чтобы танцевать…
– Какой ужас! Ну какая вы мексиканка?
– Я надену черный парик.
– Ради бога, не делайте этого! Послушайтесь меня, – умоляюще заговорил Ремин. – Если бы вы знали, как мой костюм пойдет к вам! Вы знаете, что я его придумал для