Мать Освальда – Маргарет – и Роберт позвонили из Штатов. Они взывали к Освальду, чтобы тот пришел в себя и вернулся домой.
В своем втором письме своим родным, датированном 26 ноября, длинном и эмоциональном, Освальд писал: «Я борюсь за коммунизм. Это слово напоминает вам о рабах или несправедливости. Это из-за американской пропаганды. Поищите это слово в словаре или, что еще лучше, прочтите книгу, которую я впервые прочитал, когда мне было 15 лет, „Капитал“, в которой содержатся экономические теории и, самое главное, „Коммунистический манифест“. В случае войны я убью любого американца, который наденет форму в защиту американского правительства,– любого американца… У меня нет никаких привязанностей в США… Я хочу и буду жить нормальной счастливой и мирной жизнью здесь, в Советском Союзе, до конца своей жизни»1.
Датировка писем Освальда позволяет предположить, что он, возможно, написал их, полагая, что советские власти узнают об их содержании. В письмах содержится информация о нем самом и его настроении, которую он, возможно, предоставил с целью повлиять на решение властей в его пользу. Письма Освальда перлюстрировались, содержание их было известно КГБ. Таким образом в Комитете госбезопасности имели полное представление об эмоциональном состоянии американского перебежчика и его намерении остаться в СССР.
После своего визита в посольство США Освальд на некоторое время привлек внимание западных средств массовой информации. «Я удивлен таким интересом. Ночью мне звонят из „Тайм“, звонят из Штатов. Я отказываюсь от всех звонков, не выяснив, от кого это»,– пишет он в своем дневнике8.
Ли Харви мог бы воспользоваться вниманием прессы, чтобы объяснить, почему он стремится остаться в СССР. Это должно было благосклонно быть оценено советскими властями и поспособствовало бы положительному решению его вопроса. Вместе с тем он опасался, что, сотрудничая с западными журналистами, он может попасть в ситуацию, которая поставит под угрозу его шансы быть принятым в СССР. Освальд постоянно был настороже, отказываясь давать интервью без разбора и даже разговаривать с представителями СМИ по телефону. Он сделал исключение для Льва Сетяева, репортера радиостанции «Радио Москва»9.
Прошли две недели ожидания, а ответа от советских властей все не было. В своем дневнике Освальд отметил, что это были «дни полного одиночества. Я отказываюсь от всех общений, телефонных звонков. Я остаюсь в своей комнате, я страдаю дизентерией…»10 Возможно, у Освальда, скорее всего, был случай острой диареи, вызванной психологическим стрессом, а не дизентерия.
Первоначальный интерес средств массовой информации к его судьбе прошел. Освальд познал, насколько мимолетным может быть внимание прессы. Он решил снова напомнить о себе, дав пару интервью