– Нэ лезь! – взревел Шатай, но Крапива, недолго думая, отпихнула его локтем, угодив аккурат по разбитому Свеей носу.
Дальше-то как? Конь, да и сам Брун обезумели, ноги всадника застряли в стременах, зато Влас времени не терял. Сорвавшийся на бег мерин знатно приложил его о землю, но княжич лишь смахнул грязным рукавом кровь со лба: уж он свободы не упустит!
Пленник острым камнем точил разбухшую от крови веревку, грыз зубами и не замечал, как привязь становится короче, – конь сползал все ниже, утягивая за собою и Власа и Бруна.
Крапива направилась к ним, но Шатай вцепился в повод:
– Всэ умрем! Зэмля едва дэржит!
– Веревку!
– Нэт вэревки!
– Плеть! Да хоть что-нибудь ищи! Надо их вызволить!
А затем выхватила из притороченных к седлу ножен кривой меч. От Бруна нынче толку мало, с него станется хвататься за клинок, как за щепочку, а то и швырнуть его в тварь.
И Крапива решилась:
– Влас!
Княжич неверяще уставился на нее. Мгновение, встреча черных угольных глаз с синими – полными страха и решимости. А затем блеск стали, взмах – и вот уже пленник свободен. Травознайка же наклонилась к Бруну, схватила его, но тот, не разобравшись, дернул на себя…
Шерсть твари оказалась короткой, но удивительно мягкой. Свалившийся следом за Крапивой Брун – тяжелым, а кровь трупа на дне ямы – горячей и тягучей. Кто кричал, Крапива не ведала. Быть может, она сама. Запах, который не спутать ни с чем, запах требухи и смерти, накрыл ее с головою. Не было больше травознайки. И Бруна не было. И твари. Были только жизнь и смерть. Одна супротив другой.
Влас не мнил себя героем. Спроси кто, готов ли, мол, жизнь отдать за благое дело, не ответил бы. Не оттого, что труслив, нет! Княжич попросту бросался в бой бездумно. А и не мешало бы иногда чужому разуму довериться, коль своего недостало. Например, в битве со шляхами. Советовал дядька Несмеяныч посидеть тихо и подождать, пока степняки уберутся восвояси, ан нет! Княжич полез на рожон, силушкой молодецкой решил похвастать, перед отцом хвост распустить, когда вернется домой. И что же? Верная дружина разбежалась по деревне набивать карманы, будто мало им Посадникова жалованья, а самого Власа увели на веревке, как собаку.
А еще прежде полез к девке, которую дядька трогать не велел, и день лежал, как в горячке, а шрамы оставил себе на память. И что же? Поумнел? Вот еще!
Влас подхватил меч, оброненный травознайкой. Не дура ли? Его спасала, когда самой бы ноги уносить… Ее шлях спрыгнул наземь и кинулся к княжичу. Небось клинок отобрать хотел. Влас показал ему зубы, не то улыбнулся, не то оскалился, и с разбегу прыгнул в яму.
Кривой меч оказался непривычен и вместо того, чтобы вонзиться в тело у загривка, скользнул по шкуре, глубоко ее располосовав. Тварь заверещала, ажно уши заложило, княжич, едва оседлавший ее шею, свалился в месиво из крови и грязи, а острый коготь вошел ему в грудину, скользнув по ребрам.
Влас успел Тень поприветствовать