Анекдот не бытовой, так как, когда нельзя было по телефону говорить о миллионах, нельзя было просить и о присылке лошадей.
Вся мотивировка анекдота построена для того, чтобы создать «дробную лошадь».
Ряд такой: полтора миллиона, полтора лимона, полторы лошади.
Значит, комичен здесь не быт, а смысловое противоречие в словах.
Обилие советских анекдотов в России объясняется не особенно враждебным отношением к власти, а тем, что новые явления жизни и противоречия быта осознаются как комические.
Денежно-обесцененные миллионы первое время сами по себе производили комическое впечатление.
Потом к ним привыкли.
Но начали в анекдоте использовать противоречие между «денежным» и реальным миллионом.
Например:
«Ужасно! В России может быть к осени вымрет несколько миллионов».
«Ну что такое советский миллион!»
Мы подвигаемся к все более и более мрачному материалу.
Напомню, впрочем, одну страницу из «Записок из Мертвого дома». Цитирую по памяти. Нет книги под рукой.
У меня многого нет под рукой, например – Петербурга, хотя бы вместе с Ирецким и советскими анекдотами.
Друзьям же привет.
Страница эта – следующая. Секут арестанта, офицер… Нет, не могу по памяти, пойду в город искать книгу.
«Принесут розги, а Смекалову стул; он сядет на него, трубку даже закурит. Длинная у него такая трубка была. Арестант начинает молить… „Нет уж, брат, ложись, чего уж тут…“ – скажет Смекалов; арестант вздохнет и ляжет. „Ну-ка, любезный, умеешь вот такой-то стих наизусть?“ – „Как не знать, ваше благородие, мы крещеные, сыздетства учились“.– „Ну так читай“. И уж арестант знает, что читать. И знает заранее, что будет при этом чтении, потому что эта штука раз тридцать уже и прежде с другими повторялась. Да и сам Смекалов знает, что арестант это знает; знает, что даже и солдаты, которые стоят с поднятыми розгами над лежащей жертвой, об этой самой шутке тоже давно уж наслышаны, и все-таки повторяет ее опять, – так она ему раз навсегда понравилась, может быть, именно потому, что он ее сам сочинил, из литературного самолюбия. Арестант начинает читать, люди с розгами ждут, а Смекалов даже пригнется с места, руку подымет, трубку перестанет курить, ждет известного словца. После первой строчки известных стихов арестант доходит до слова: „на небеси“. Того только и надо. „Стой!“ – кричит воспламененный поручик, и мигом, с вдохновенным лицом, обращаясь к человеку, поднявшему розгу, кричит: „А ты ему поднеси!“
И заливается хохотом. Стоящие кругом солдаты ухмыляются: тоже ухмыляется секущий, чуть ли не ухмыляется даже секомый, несмотря на то что розга по команде „поднеси“ свистит уж в воздухе, чтоб через один миг, как бритвой, резнуть по его виноватому телу» («Записки из Мертвого дома». Т. II, гл. 2).
Здесь хорошо дана бескорыстность анекдота, арестант смеется ведь не только из сочувствия. У него есть и чисто художественное ощущение от игры слов.
Интересно отметить, что кощунственные пародии на