и как душа за Тобой бежит,
лишь только увидит свет,
никто не знает, как дышит твердь
и ужас стучит в висках,
пока моя тряпичная смерть
сгорает в Твоих руках.
«Не знаешь что думать золотые рвёшь листья обидно…»
Не знаешь что думать золотые рвёшь листья обидно
пальцы ломают хрусткое и приходит день
покрывало узорчатое накинуть лица не видно
ладно сворачиваюсь в пружинку ухожу в тень
хорошо ведь и так ненасытному взгляду довольно
провалов сладких и взлётов в ночную тьму
Господи я почти улыбаюсь и мне не больно
обними и укрой не отдай меня никому
«Травяные раскинув сети…»
Травяные раскинув сети
и касаясь едва-едва,
пряный ветер, упругий ветер
забирается в рукава,
залетает во все кармашки
синей кофты моей смешной,
и бегут по спине мурашки
тихой оторопью сквозной,
и, очерченная нечётко,
с глупой сумочкою в руке,
я смешливой плыву походкой
в городской ледяной реке.
«Это сияния точка, это испуг…»
Это сияния точка, это испуг,
шорох – всполох – тугой натянутый лук,
тонкая сетка, огонь золотой вокруг
сердца; это небесный прозрачный лёд
это молитв о тебе несказанный мёд,
это спасение, милость, ответ, исход,
это побед невидимая река, —
чтобы сиять сквозь сомкнутые века,
мне достаточно лишь одного глотка.
«На лету растворяясь в небе…»
На лету растворяясь в небе,
производит мой жалкий ум
еле слышный какой-то щебет,
перепутанный птичий шум;
но потом, как на чуткой плёнке
негативом ушедших дней
вдруг проявится голос звонкий
на изнанке души твоей.
«Между чудом и подвохом…»
Между чудом и подвохом
волны радости бесценной
между выдохом и вдохом
голубой овал вселенной
и сияющим движеньем
мы проглочены бесцельно
но взаимным отраженьем
наши мысли параллельны
наши сомкнуты ладони
и внутри небесной глыбы
уплывают от погони
две диковинные рыбы
«И в голове туман…»
И в голове туман
и вся неразбериха,
что налетает днём
и тонет в час ночной, —
как мир велик! во всём
печаль струится тихо,
как глина серая
и жемчуг рассыпной…
податлива душа
и так неярко светит
фонариком простым
сквозь утреннюю тьму:
с тобой и без тебя —
никто и не заметит;
молчишь и говоришь —
не слышно никому,
и будто