Иван опустил баклажку с самогоном на пол. Коробов все рассматривал девушку. Она была довольно симпатичной: чуть за тридцать, мелкие черты лица, большой рот, очерченные скулы. Коробова только короткая стрижка отталкивала. Впрочем, присмотревшись, он заметил еще и неприятные мешки под глазами и какой-то рассеянный взгляд, как у молодой сучки, впервые задушившей хозяйскую курицу.
– Извини, Иван Николаевич, что не встретили. Пацаны устали за день. Пусть, думаю, отдохнут, – заговорил скороговоркой Святослав. – Сам хотел выехать, но журналист приезжал. Пообщались. О войне. О родине. О поэзии.
Отодвинув опорожненную тарелку, Святослав уперся в стол и бойко заговорил о военной советской поэзии, потом переключился на Древнюю Русь и даже что-то процитировал из «Слова о полку Игореве» на древнерусском. Далее он увязал все вышесказанное с «Бесами» Достоевского и напомнил напоследок, что Михаил Юрьевич Лермонтов тоже воевал. Затем он выставил на стол четыре металлических стаканчика.
Иван смотрел на Святослава и припоминал, откуда ему знакомо это лицо. И этот жест: вздергивание подбородка в начале каждой фразы; и голос. Особенно голос.
Коробов разлил по стаканчикам из баклажки, и все, в том числе и девушка выпили без закуски.
Святослав подошел и внимательно снизу посмотрел Ивану в глаза. Иван вспомнил, что видел Святослава без бороды и более упитанным по телевизору. Кажется, он исполнял романсы на стихи известных поэтов. А теперь по единственному оставшемуся каналу его почему-то не показывали.
– Причина отсрочки? – спросил Святослав, улыбаясь. – Пацифист?
– Боже упаси! – начал Коробов вместо Ивана, но Святослав не обернулся к нему и лишь сделал останавливающий жест рукой.
– Мне предоставлена отсрочка по причине почечной недостаточности.
– Мы военкомату не подчиняемся, знаешь? – Святослав кивнул на Ивановы руки, исписанные нечитаемыми буквами. – Музыкант?
– Нет.
– Ну хоть рок-то слушаешь? На гитаре умеешь?
Иван неопределенно пожал плечами.
– Поет он хорошо. Слух нормальный, – отрекомендовал зятя Коробов.
Девушка все это время с интересом рассматривала Ивана, но теперь забрала со стола тарелку и ушла. Она оказалась высокой, самой высокой в комнате. Коробов смотрел на нее замерев, как картонный, и силился понять, как она сюда попала и для чего ей нужно здесь находиться.
– Война, – начал Святослав, закурив, – явление метафизическое. Она как любовь или божья милость – никого не оставит в стороне. Вот здесь, – он развел в стороны руки, – собрались самые последние: зеки, наркоманы, алкоголики, должники – русская почва, в общем. Говоря «русская», я, конечно, имею в виду всех тех, кто не способен отделить себя от истории России. Национальностей у нас тут всяких хватает, помимо Василиев, Иванов и Сашек. Русский маргинальный интернационал. Но православных большинство, – вдруг строго уточнил Святослав. – Ежесекундно они совершают сотню подвигов. Умирают за родину