Он приподнял бровь, глядя на меня, будто на нездоровую духом.
‒ Не говори глупостей, ‒ сухо отрезал Юми. ‒ Ты что, перегрелась на солнце? Носи шляпу, я уже не раз советовал тебе это.
Он ничего не помнил. Юми закончил выводить строку и распрямился.
‒ Что-нибудь еще?
‒ Нет. Это все, ‒ рассеянно ответила я.
Он показал мне небрежный машущий жест, требующий удалиться.
‒ Сносного тебе вечера.
‒ Взаимно, ‒ ответила я рассеянным голосом и вышла из лавки, полная тяжелых мыслей. Затем остановилась в тени под деревом, размышляя обо всем, что случилось. Юми начал плакать, едва я тронула его дух. «Не надо», ‒ умолял он меня.
Я вошла в одну из соседних лавок. Ее хозяин занимался изготовлением мужской обуви. Он был не особенно разговорчивым, но Юми на наших встречах пару раз ронял фразы о том, что «обувничий» часто заходит к нему поболтать за чашкой миндального напитка.
Я поздоровалась с хозяином лавки, коротко рассказала ему о том, что мне небезразличен господин Юми и его здоровье, и спросила, не стало ли ему хуже в последнее время. Мужчина окинул меня настороженным взглядом, занимаясь прошивкой подошвы.
‒ Что вы вообще знаете о Юми?
‒ Ничего. Только то, что видела своими глазами.
‒ Дайте-ка я угадаю. Вы застали его метания и потерю памяти?
Я удивленно посмотрела на него и кивнула.
‒ Так бывает с ним, ‒ мужчина отвечал холодно. ‒ Иногда он плачет, обхватив себя руками, сидит на полу, забившись в угол, и раскачивается. Тогда его лавка не работает. В последнее время это случается все чаще. Раньше такое происходило раз в несколько месяцев.
‒ Но я ни разу не видела подобных вещей.
‒ Вы часто заходите к нему?
‒ Нет.
‒ А я захожу почти каждый день и застаю подобное в последний месяц регулярно. Слава богам, это длится недолго, и у него в целом мало посетителей. Если кто-нибудь застанет такое, тогда пойдет дурная слава, никто не будет ходить к нему, помяните мое слово, ‒ с досадой произнес мастер. Я ощутила в нем отзвук жалости и сочувствия по отношению к Юми.
‒ Давно вы здесь, в Мараканде? ‒ спросил он.
‒ Нет.
‒ А я здесь далеко не один год. Юми пришел из ниоткуда. У него никого нет, и никто о нем ничего не знает.
Больше хозяин лавки ничего не сказал, к нему пришли посетители, и он попросил меня уйти. Я серьезно думала обо всем, что произошло. Кто-то воздействовал на дух Юми и повредил его. Сломал.
Теперь все мне казалось неслучайным: и то, что он экстравагантно одевается, и то, что это выглядит богато, почти вызывающе-помпезно. Во мне поселилось давящее беспокойство. Что-то произошло с Юми. Интуиция подсказывала мне, что лавка ‒ это его точка опоры.
Обувной мастер прав. Если то, что произошло сегодня, увидят посетители, об этом начнут говорить, и Юми станут воспринимать как сумасшедшего. Но он не сумасшедший. У него поврежден дух.
Я покинула академию и вышла в город для того, чтобы успокоиться, но произошло ровно противоположное.