Дион передает события несколько иначе. Он пишет, что Вителлий притворился, будто Азиатик поручил ему просить о праве самому избрать себе смерть, и что Клавдий, поверив этому, счел просьбу обвиняемого признанием вины. Но, возможно, это объяснение было придумано теми, кто не понимал, до какой степени глупость помрачала разум Клавдия.
Как бы то ни было, Азиатик умер с твердостью, достойной его прежней славы. Друзья уговаривали его избрать медленный и легкий путь к смерти, отказавшись от пищи. Он ответил, что благодарен им за эту последнюю заботу, но просит освободить его от следования их совету. Совершив обычные упражнения, искупавшись и весело поужинав, он велел вскрыть себе вены, не позволив себе ни единой жалобы – разве что заметил, что было бы честнее погибнуть от козней Тиберия или ярости Гая, чем от коварства женщины и грязного языка Вителлия. Перед смертью он пожелал увидеть костер, на котором должно было сгореть его тело, и велел перенести его на другое место, чтобы дым не повредил деревьям – до такой степени он сохранял присутствие духа в последние мгновения.
Пока в покоях Клавдия судили Азиатика, Мессалина, как я уже говорил, вышла. Она спешила избавиться от Поппеи и послала к ней людей, которые так напугали её тюрьмой, что та решилась на добровольную смерть. Всё это произошло без ведома Клавдия: спустя несколько дней, увидев за своим столом Сципиона, мужа Поппеи, он спросил, почему тот не привёл жену; и Сципион ответил, что она умерла.
Два брата, знатнейших римских всадника, были замешаны в этом деле за то, что предоставили свой дом для встреч Мнестра и Поппеи. В этом состояло их преступление. Но Суилий обвинил их в сенате за сон, который видел один из них и который они истолковали как предзнаменование общественных бедствий или скорой смерти принцепса. Они были осуждены, а те, кто помогал Мессалине во всей этой интриге, получили награды. Префекту претория Криспину было пожаловано полтора миллиона сестерциев [19] и преторские знаки отличия. Вителлий добился для Сосибия миллиона сестерциев [20] – как для человека, полезного республике уроками, которые он давал Британику, и советами, которыми помогал императору.
Сципион, муж Поппеи, присутствовал на этом заседании сената; когда же пришла его очередь говорить, он вышел из положения как человек умный: «Я вынужден, – сказал он, – думать о поведении Поппеи так же, как и все остальные. Так что можете считать, что я голосую вместе со всеми».
Суилий, которому, несомненно, досталась часть имущества Азиатика, подстрекаемый жаждой наживы, с жадной жестокостью предался ремеслу