– Верующие все время ссылаются на свободу воли, но это не отменяет проблему противоречия факта страданий идее любящего Бога. Если бы Он любил, то не позволял бы своим созданиям страдать!
«Ты страдал, когда родители наказывали тебя в детстве. Противоречит ли это идее того, что родители любили тебя?»
– Это другое!
«А когда врач использовал болезненные процедуры, чтобы тебя вылечить? Ты страдал. Противоречит ли это идее, что врач мог быть движим любовью к тебе? Или это тоже другое?»
Пока я думал над ответом, Гемелл продолжил:
«Довольно странно полагать, будто христиане, чьим знаком веры является изображение пыточной казни, ничего не знают о проблеме страдания и не учитывают ее. Если ты признаешь, что родители, причиняя страдания детям, и врачи, причиняя страдания пациентам, могут при этом любить их, то почему этого вдруг нельзя признать и в отношении Бога? Где тут последовательность суждений?»
– Ты собрался меня проповедями пичкать?
«Просто комментирую твой “аргумент от страдания”. В рамках христианства он не валиден. Другие есть?»
– Нелепо следовать фантазиям древних людей, придуманным для того, чтобы власти могли эффективнее порабощать подданных!
«Вера, утверждающая, что есть Бог, Чей закон превыше закона царя, скорее мешает, чем способствует порабощению подданных. Что наглядно показали христианские мученики, включая Гемелла Пафлагонского. Нет, все это не объясняет твоего неверия. За ним стоит что-то другое. Я должен узнать настоящую причину. Это где-то в памяти…»
Я внезапно испытал странное, противное ощущение, словно кто-то роется в моем мозгу.
– А ну-ка прекрати это! Немедленно!
«Кажется, нашел. Вот оно. Боль. Ну конечно! Это там, где боль».
И вдруг я словно провалился в другую реальность. Только что лежал на койке в каюте звездолета, а теперь сижу на балконе нашего семейного особняка на Мигори. На столе передо мной раскрытая книга и графин с апельсиновым соком. И столешница из темного дерева, покрытая яркими пятнами солнечного света, пробившегося сквозь крону могучей липы. Воздух наполнен ароматом цветущей сирени – ее кусты растут как раз под балконом. Сейчас май. Тепло. Легкое дуновение ветерка касается моего лица…
– Как ты это сделал? – растерянно спросил я. – Перенес меня на Мигори?
А затем увидел футболку, в которую одет. С рисунком неккарского звездолета на груди. Мама выбросила ее много лет назад. Я в прошлом! Нет, это просто воспоминание… но какое детальное! Щемящее чувство ностальгии захлестывает меня. Какой же это год? Я часто сидел на этом балконе…
Мой взгляд скользит вниз, и я вижу, как по дороге идут две фигуры.
И тут же вспоминаю, что это за год и день.
– Нет! Нет, пожалуйста, не надо! Верни меня обратно!
Я помню, как впервые смотрел на этих двоих, направляющихся к нашему дому. Офицер в безупречно-белом кителе