– Но вы скажете, что прощаете меня?
Судорога исказила лицо Мильновича; возможно, доктор причинил ему боль. Он ответил не сразу.
– Не спрашивайте меня пока, – наконец сказал он, тихо и торопливо. – Легко сказать «да», но я не могу притворяться. Ещё слишком рано. Я страдаю из-за вашего глупого поступка. Я вас прощу, но не сейчас.
– Да, я поступил глупо. Благодаренье небу, что не был причинён больший вред! Рука заживёт в считанные дни, да, доктор?
– Количество дней имеет значение, – проворчал полковой доктор в седые усы. – Ничего не могу сказать, пока тщательно не осмотрю рану, а здесь недостаточно света. Это только временная повязка.
– Но через несколько недель, по крайней мере ….
– Говорю вам, что не скажу ничего определённого до осмотра. Дайте ему покой, он потерял много крови, ему надо немедленно домой.
Рэдфорд постоял ещё, всё ещё во власти изумления, затем, словно вспомнив что-то, резко повернулся и спешно покинул здание.
Через несколько минут за ним последовал доктор со своим пациентом. Секунданты ещё медлили, недоумевающе глядя друг на друга и обмениваясь быстрыми замечаниями.
– Не припоминаю ничего подобного, – заметил один из секундантов Мильновича. – Действительно, можно было понять, что тут кроется что-то ещё. С самого начала повод казался мне неподходящим. Но кто мог знать, что он не был уверен в существе дела?
И он с упрёком посмотрел на двух юношей, которые представляли Рэдфорда и действовали за него, а теперь стояли с удручённым видом, в полном сознании того, что добрая часть вины за это нелепо закончившееся дело, лежит на них.
Выйдя из школы верховой езды, лейтенант Рэдфорд прямиком направился к дому Авраама Мееркаца. Маленький хилый старичок, казалось, покачивающийся под тяжестью своей бороды, занимался наведением порядка в своей посудной лавке перед началом торговли. Его лицо было цвета сальной свечи, а длинные слабые пальцы тряслись не переставая. Вид офицера в дверном проёме в этот неурочный час, а более того выражение его лица, заставили его вздрогнуть так сильно, что фаянсовое блюдо, которое он держал, упало на пол с тупым немузыкальным звуком.
– Где ваша дочь? – вопросил лейтенант Рэдфорд безапелляционным тоном, и слегка задыхаясь, так как он шёл очень быстро. – Я должен немедленно поговорить с ней.
– Моя дочь? Любезный герр лейтенант, это вы? Я едва узнал вас – как вы меня испугали, – только посмотрите! – блюдо, шестнадцать крейцеров самое меньшее, – погибло, – потому что вы испугали меня.
– Где ваша дочь, я вас спрашиваю? – повторил Рэдфорд, вид его был не слишком приятен.
– Моя дочь? Святой Моисей! в своей постели, полагаю, – по утрам от неё никакого толку. А ведь мне нелегко убираться на этих полках с болью в моей старой спине. Я страшно испугался, будьте уверены; но милостивый герр лейтенант всегда великодушен – он пожалует мне шестнадцать крейцеров, да?
Но Рэдфорд