Сидим в вагоне в нательном белье, босиком. Ждем, пока не закончится эта операция во всех вагонах. Снова открывают дверь вагона, старшему приказывают организовать уборку, вынести и похоронить тут же, около железнодорожного полотна, трупы, освободить парашу. Принесли хлеб и воду. Все это время выходили из вагона только люди, назначенные старшим для уборки, остальные находились в вагоне. С появлением хлеба и воды затеплилась надежда, да и свежего воздуха хлебнули, пока нас пересчитывали. Все снова в вагоне, кто в чем. Делим хлеб. Ни о чем другом дум нет.
Поезд трогается. Итак, нет худа без добра: если бы не побеги, а как потом выяснилось, в это время пытались бежать, и некоторым это удалось, не только из нашего вагона, а также из других вагонов, то, наверное, не видать бы нам хлеба. Этот хлеб и вода были последней трапезой перед еще долгой дорогой до станции назначения.
От голода и жажды мы потеряли счет суткам, поезд часто останавливался на длительное время. О побеге не могло быть и речи: люди сильно ослабели, кроме того, старший вагона и его приближенные зорко следили за всеми, кто мало-мальски имел силы еще двигаться по вагону, боясь быть расстрелянными. Вот она, борьба за жизнь, во всей своей наготе, которая сопровождала меня теперь все время. Упускаю детали этого страшного «путешествия», чтобы не уморить читателя.
Прибываем на станцию назначения, открываются двери вагона. От свежего воздуха, яркого солнца, а в основном от голода, в глазах потемнело, кружится голова, еле слышу слова команды:
– Выходи!
Постепенно прихожу в себя, соскакиваю с вагона и тут же падаю, с трудом встаю. Везде подгоняют быстрее строиться по четыре. Что-то маловато нас осталось. В вагон вскакивают охранники, выходят обратно, о чем-то между собой переговариваются. Слышу слова по-немецки: есть мертвые.
Колонна военнопленных тронулась. На здании вокзала читаем: станция Владимир-Волынский. Так вот нас куда привезли – на западную границу. Совсем рядом Польша.
На станции дали жидкой баланды, сняли верхнюю одежду и обувь. Все перепуталось, мне достались чужие ботинки, но это не имеет значения, важно, что я жив, во всяком случае, существую.
Итак, во второй половине октября 1942 г. я прибыл в лагерь для советских военнопленных в г. Владимир-Волынский. На окраине города находился крупный пересыльный лагерь для военнопленных офицеров советской армии. Два десятка длинных деревянных бараков (блоков) и несколько кирпичных двухэтажных зданий (бывшие уланские казармы).
Лагерь окружен двумя рядами колючей проволоки, между которой полоса пропаханной земли. Через каждые 200 м ограды – сторожевые вышки, на которых круглые сутки дежурят охранники. Большие металлические ворота, через которые может входить колонна людей, шириной до 10 м. На территории лагеря находились: пищеблок, баня, санчасть. Главная достопримечательность, которая мне запомнилась, – большая площадь,