Одет я был уже посредственно, имел даже венгерскую шапку с козырьком, была шинель и ботинки, те же румынские. Смастерил себе что-то вроде вещмешка, в который положил ложку и миску, помня, что это основной мой капитал.
Читатель может задать вопрос: «А как с курильщиками, как они обходились без курева?» Они мучались без курева, вся их энергия уходила на то, чтобы достать чего-нибудь покурить. Часто пожилые люди-курильщики выменивали даже ту мизерную пайку хлеба на табак, что всегда приводило к гибели. Один раз в Харькове нам дали махорку. Я ее тщательно завернул и спрятал, позже поменял на хлеб, не переставая удивляться, как можно променять хлеб на курево.
Снова мы на вокзале г. Харькова. На этот раз нас грузят в кривые вагоны-товарники. В каждом «параша», окна забиты решеткой из проволоки. Нар нет, на полу солома. Грузимся по 40—50 человек, в зависимости от емкости вагона. Едем на запад, но куда?
Мы сидим час, другой в вагоне. Наконец, открывается дверь, команда выделить людей, получить хлеб и воду на дорогу. Хлеб – из расчета буханка на пять человек на трое суток. Хлеб, который выпекался для военнопленных, это неполноценный хлеб, наполовину из отрубей и других примесей.
Спонтанно решаем: сразу же разделить хлеб и отдать каждому его долю во избежание всяких неприятностей. Делимся по пять человек, каждая пятерка получает хлеб и начинается священнодействие. Кто был в плену, тот знает, что дележ хлеба – это своеобразный ритуал, не должна упасть ни одна крошка. Каждый получил около 600 г хлеба, что не съел, бережно завернул в тряпицу и спрятал (обычно за пазуху). Пожилые курильщики делили свой хлеб на две, а то и три части, съедая одну, а молодежь быстро расправлялась со своей пайкой. Я поборол себя, съел только половину, остальное спрятал. И все же ночью съел все.
Эшелон тронулся на рассвете. К вечеру прибыли в Полтаву. В нашем вагоне нашлись полтавские, которые бросали в окно записки родным, надеясь, что проходящие железнодорожники их подберут и передадут по назначению.
В вагоне душно, параша воняет, лежать нет места, все время сидишь или стоишь. В Полтаве почти не задержались, едем все дальше на запад.
Вторые сутки на исходе, наблюдатели у окна сообщают, что видна большая река. Да, это Днепр, переправляемся по мосту возле Черкасс. Хлеб давно съеден у всех, воды нет, голод донимает, кружится голова, сидим на соломе.
Заканчиваются третьи сутки, а конца поездки не видно. Вагон ни разу не открывался. Вонь нестерпимая – кто-то уже лежит, не вставая, я стараюсь вставать и хоть немного подышать воздухом у окна. Несколько раз видел эшелоны с немецкими войсками, шедшими на восток, а вообще, очень мало людей на станциях.
Прибываем на крупную железнодорожную станцию. Идут четвертые сутки пути. Показался железнодорожник, кричим ему:
– Какая