Наконец их вывели всех из комнаты, где лежали двое мертвых, и замешкались, не зная, как выполнить дальнейшее. Валил мокрый, косой снег, и, жалко трясясь всем телом, стоял дядька Папир. К нему кинулась женщина, держа ребенка на руках, и ей Володя сказал, не зная сам, что говорит:
– Вам тут нельзя! Слышите? Вы ребенка простудите! Тут же холодно…
Свет из окна освещал ее исступленные глаза, и Володя, словно во сне, услышал, как кричит она Папиру:
– Да скажи же им, объясни, они не знают! Скажи про Степана Савельича, скажи, дядя Роман!
– Так они ж не слушают! – ломким голосом произнес дядя Роман. – Разве ж они слушают? Они же вовсе и не красные, разве красные могут так сделать?
– Минуту! – негромко сказал Володя Цветкову и, сведя его с крыльца, быстро спросил: – Вы слышали?
– А вы крови испугались! – так же быстро осведомился Цветков. – Ужасов войны? Изменников пожалели?
– Я никого не жалею, – приходя в бешенство и совершенно теряя власть над собой, прошипел Устименко. – Я и вас не пожалею, если вы посмеете дискредитировать самою идею партизанской войны. Не пожалею, потому что это бонапартистские штуки – даже не опросив, ничего толком не узнав, вслепую…
И, понимая, что Цветкова в его нынешней слепой ярости ему не убедить такими словами, он схитрил:
– А если они располагают полезными нам сведениями? Тогда как? Ведь в курсе же они дел всей округи, района? Нам как-никак дальше идти.
Цветков подумал, помолчал, потом распорядился всех вести в сельсовет. И Папира повели туда же, и женщину в зеленом.
– Теперь никакого сельсовета не существует, – со спокойной горечью в голосе произнес молоденький полицай в очках. – Теперь там помещение для приезжающих уполномоченных крейсландвирта, начальника сельскохозяйственного округа.
– Вот туда и отправимся, – мирно ответил Цветков.
Опрашивали полицаев порознь – командир, мелиоратор Терентьев, Холодилин и Володя. Устименке достался молоденький, в очках.
– Закурите! – тоном бывалого следователя произнес Володя, протягивая юноше сигареты.
– Я лучше своего, – неприязненно ответил полицай.
От непривычного за эти дни и ночи на походе комнатного тепла Володе стало нестерпимо душно, он оттянул на горле ворот пропотевшего свитера и, не зная, с чего начать, спросил:
– Как вы до этого докатились?
– А почему я должен отвечать на ваши вопросы? – вдруг осведомился юноша. – Кто вы такой, чтобы меня спрашивать?
– То есть как это?
– А очень просто. По лесам нынче бродит немало всякой сволочи – есть и такие, которые, извините, дезертиры…
– Ну, знаете!
– Есть и разных мастей националисты, – продолжал юноша, слепо вглядываясь в Володю блестящими стеклами очков. – Их германское командование