В глазах Цветкова мелькнуло характерное, хвастливо-мальчишеское выражение, и, усмехнувшись одними только губами, он почти торжественно произнес:
– Люблю дарить! Эффекты люблю. Представляете? А ну, товарищи бойцы отряда «Смерть фашизму», кто желает получить оружие, непосредственно прибывшее в наш адрес от Адольфа Гитлера? Конечно, оживление, вопросы – как, где, в чем дело? Неужели не оцениваете?
– Оцениваю, – улыбаясь, сказал Володя.
– То-то! А ведь действительно фюрер взял да и вооружил нас. Шуточки войны.
Ловко и удобно пристроившись на поваленном дереве, затягиваясь самокруткой, Цветков ненадолго задумался и сказал сам себе:
– Интересно.
– Что интересно?
– Вскрыть бы хоть одного-двух. Они все как бы укороченные. Сплющило. Не заметили? Все умерли в очень короткое время – от удара об землю, наверное. Поближе к вечеру займемся.
Володя моргал и вздыхал. Его все-таки тошнило. Впрочем, и сам командир был достаточно бледен, даже слегка зеленоват.
– Теперь нам предстоит самое противное, – предупредил он. – У этих мертвецов есть еще пистолеты – они нам тоже нужны. Нам все нужно, – с ненатуральным и невеселым смешком сказал Цветков, – верно, доктор? Мы же очень бедные, этот наш безумно храбрый отряд «Смерть фашизму»…
Только к двум часам дня они кончили свою нелегкую работу и, завернув оружие в офицерские резиновые плащи-пелерины, пошли на речку отмываться.
– Только вы никому ни слова! – строго приказал Цветков. – Всю подачу мне испортите. Эту работу нужно на высшем классе сделать, чтобы народ всю жизнь помнил нынешний день…
Раздевшись, Цветков брезгливо посмотрел на тинистую воду речушки, потом сильно оттолкнулся и поплыл рывками – брассом, словно пловец-профессионал.
– Холодная, черт! – крикнул он с середины речки. – Прямо кусается. Да вы не робейте, доктор, вы – сразу!
– Тут уже народишко маленько обеспокоился, – сообщил им Бабийчук, когда они возвратились. – Искать вас хотели.
– Десять бойцов со мной! – велел Цветков.
Люди тревожно переглянулись – чего это, дескать, сейчас будет?
Минут через сорок они вернулись. Первым шел Митя Голубев – присмиревший, какой-то даже томный. Дальше тащился Минька Цедунько – васильковые глаза его выражали нечто вроде счастливого ужаса. С отвисшей челюстью, в запотевших очках шагал интеллигентный Холодилин – нес автоматы в охапке, как носят дрова. Замыкал шествие Цветков, лицо у него опять было невозмутимое, весь он как-то пообчистился, даже щегольские свои сапоги он успел наваксить немецкой ваксой, поколачивал прутиком по голенищу; на обалделые, как выражаются, «чумовые» лица своих бойцов будто бы даже не глядел. В наступившей тишине все вдруг услышали, как мечтательным тенорком, с перехватом в горле, с соловьиным бульканьем матюгнулся вдруг старый рубака Романюк.
Священнодействуя, осторожненько, словно все это было хрустальное, оружие сложили на плащ-палатку.