– Почём мне было понять тебя, пап? Что я тебе сделал? Что я тебе сделал, пап? Что я сделал! Что я сделал не так?! Какое зло! Какое зло совершил!? Какое зло причинил… Причинил… Что я делал не так?! Что мать делала не так?! Какое зло мы причинили тебе… пап, расскажи мне… расскажи… Да ответь же ты мне! Почему ты так сделал? За что ты так! Кто во всём виноват!? За что! За что! За что! За что!.. – прозвучал жадный глоток воздуха – Ах-а, а-ах… За что же так… За что ты! За что! За что! – как умалишённый, ударяя ногами и руками по поверхностям, слыша в ответ жалкий скрип деревянного настила, повторяя одно и то же, орал Ванхоль в пустоту, скаля лицо. Умолкнув на секунду, почти задыхаясь от одышки, он захлебнулся истерическим смехом.
Идя на посторонний шум, точно мышь за куском сыра, в комнату ввалился недовольный Грегор, готовый взорваться в любую секунду. Его гримаса источала презрение и ярость.
– Заткнись, сукин ты сын! – приказала баритоном булыга, насквозь пропахшая травой. – Умолкни подонок! Взрослым себя почувствовал, да? Думаешь, тебе всё дозволено?! Ни черта! Слышишь меня? Ни черта в этой жизни у тебя нет и не было! – в приступе ярости кричал Грегор в комнату, не заходя внутрь.
Ванхоль утих, прикрыв рот двумя руками, в ожидании, что всё внимание сосредоточено на нём. Продолжая лежать на полу, согнувшись за диваном калачиком и кинув взгляд назад ему показалось, что Грегор его даже не видит, а орёт куда-то вперёд, в сторону окна, от чего улыбка сама собой появилась на лице. Эта ситуация так его развеселила, что он едва сдерживался чтобы не рассмеяться и не выдать своё местоположение.
Крепко ухватившись за дверную раму, чтобы не упасть от нового прихода блажи, Грегор успокоился, и сказал напоследок, развернувшись спиной:
– Не прекратишь горланить я тебе устрою! – он показательно поднял кулак и удалился, вбив ногою на своё место входную дверь. От дрожи осыпалась штукатурка и упала полка, на одном волоске левитирующая от того, чтобы не рухнуть вниз.
Ванхоль больше не говорил и не шевелился. Ему казалось, будто сам внутренний голос поник от страха перед Грегором и теперь молчит, ожидая благоприятного исхода.
Он наступил. Воцарилась тишь да гладь. Задрав повыше голову, при этом не поднимая самого тела, Ванхоль шарил руками поблизости, дабы отыскать потерянную от неожиданного визита отчима фотографию. Надрывая из последних сил поясницу, он нашёл её. Водрузив бумагу себе на грудь, Ванхоль с удовлетворением закрыл глаза.
Заманчивые слова рассказывает этот голос отчаяния, правда? Когда настолько хрупка грань между жизнью и смертью: не жилец здесь, да и «там» не ждут; трудно решиться к какому Великому ты принадлежишь более; Выбор лишь в точке невозврата, после чего наступает новая ветвь жизни – совершенный цикл изуверств над собой.
Голос