– Разве ты не знаешь, что пора пить чай? – спросил он со злобной улыбкой, толкнув ножку стула миссис Эффри.
– Иеремия, пить чай? Я не знаю, что такое случилось со мной. Но, должно быть, это то самое, что было перед тем, как я… как я проснулась.
– У, соня, – сказал Флинтуинч, – что ты такое мелешь?
– Такой странный шум, Иеремия, и такое странное движение. Здесь, здесь в кухне!
Иеремия поднял свечку и осмотрел закоптелый потолок, потом опустил свечку и осветил сырой каменный пол, потом грязные облупленные стены.
– Крысы, кошки, вода, трубы? – спросил Иеремия.
Миссис Эффри только качала головой в ответ на эти вопросы.
– Нет, Иеремия, я слышала это раньше. Я слышала это наверху и потом на лестнице, когда шла однажды ночью из ее комнаты в нашу, – какой-то шорох и точно кто-то дотрагивается до тебя.
– Эффри, жена моя, – сказал мистер Флинтуинч свирепо, приблизив свой нос к ее губам, чтобы выяснить, не пахнет ли от нее спиртными напитками, – если ты не скоро подашь чай, старуха, то услышишь шорох и почувствуешь, что до тебя дотронулись, когда отлетишь на другой конец комнаты!
Это предсказание заставило миссис Эффри засуетиться и поспешить наверх, в комнату миссис Кленнэм. Тем не менее у нее осталось твердое убеждение, что в этом угрюмом доме творится что-то неладное. С тех пор она никогда не чувствовала себя спокойной с наступлением ночи, и если ей случалось идти по лестнице в темноте, накрывалась передником, чтобы не увидеть кого-нибудь.
По милости этих зловещих страхов и этих необычайных снов миссис Эффри впала с этого вечера в решительно ненормальное душевное состояние, от которого вряд ли ей суждено оправиться в течение нашего рассказа. В хаосе и тумане своих новых впечатлений и ощущений, когда все казалось ей загадочным, она сама сделалась загадкой для других, настолько же необъяснимой, насколько дом и все, что в нем находилось, казались ей самой необъяснимыми.
Она еще готовила чай для миссис Кленнэм, когда легкий стук в дверь возвестил о появлении Крошки Доррит. Миссис Эффри смотрела на Крошку Доррит, пока та снимала в передней свою скромную шляпку, и на мистера Флинтуинча, который скреб свои челюсти и молча рассматривал девушку, точно ожидал какого-то необыкновенного происшествия, которое напугает ее до полусмерти или разнесет всех троих вдребезги.
После чая послышался новый стук в дверь, возвещавший о появлении Артура. Миссис Эффри пошла отворить ему.
– Эффри, я рад вас видеть, – сказал он, – мне нужно спросить вас кое о чем.
Эффри тотчас ответила:
– Ради бога, не спрашивайте меня ни о чем, Артур! У меня вышибло половину ума от страха, а другую – от снов. Не спрашивайте меня ни о чем! Я теперь не знаю, что к чему! – И она тотчас убежала от него и больше уже не подходила к нему.
Не будучи охотницей до чтения и не занимаясь шитьем, так как ее комната была слишком темна для этого – предполагая даже, что у нее имелась такая