Она по-прежнему может уехать. Послать меня к черту и сесть в машину. Сделать так, чтобы я никогда ее не нашел.
Следующие три дня эта мысль не покидает мою голову, однако Слоан раз за разом меня удивляет.
Под стеклом
Слоан
Знаешь, чем я занимался с утра?
И?
Рисовал глазурью на штруделе.
С ума сойти. Великий подвиг!
И кстати. На штруделе? Не на том случайно, который продается в магазине для подростков, испытывающих нужду в огромном количестве сахара, чтобы успешно функционировать в первой половине дня? Я-то думала, ты взрослый.
Взрослый, но все равно люблю слоеное тесто и ванильную глазурь, потому что ею можно написать слово «ПОБЕДИТЕЛЬ» поверх пирога.
Я 100 % тебя ненавижу.
Я 100 % уверен, что однажды ты в меня влюбишься.
Прошло шесть месяцев.
Шесть месяцев с момента нашей последней встречи. Шесть месяцев мы переписываемся каждый день. Шесть месяцев Роуэн рассказывает о том, как празднует свою победу. Шесть месяцев засыпает меня мемами, шутками, картинками, иногда звонит, чтобы поздороваться. Я с нетерпением жду от него сообщений. Он словно согревает меня изнутри, освещая самые темные уголочки души.
Каждую ночь, стоит закрыть глаза, я вижу его перед собой в лунном свете посреди дороги: он стоит на колене, словно готовясь принести клятву. Рыцарь, облаченный в серебро и тени.
«Я думаю, ты подсматривал за ней, а потом собирался убить», – сказал он тогда Фрэнсису, который молил о пощаде и хватал его за руки. Роуэн добавил что-то еще, но я не расслышала, что именно: последнюю фразу он произнес шепотом перед тем, как выпустить на волю своего демона. Высвободить ярость, тлеющую в душе. Сбросить маску, за которой обычно прячется.
– Он чуть ли не в фарш его перемолол, – говорю я Ларк, в очередной раз перечитав недавнюю переписку и отложив телефон в сторону.
Ставлю на диван миску с попкорном, беру на руки как всегда недовольного Уинстона и сажаю кота на колени. С Ларк мы тоже не виделись несколько месяцев. По своему обыкновению она укатила в очередное турне с какой-то инди-группой и теперь мотается из одного городка в другой, выступая в хипстерских барах. Такая жизнь ей ужасно нравится. Подруга едва ли не светится от радости.
– Зрелищно хоть было? – спрашивает Ларк, собирая светлые волосы в пучок на макушке. Почему-то у нее он всегда получается лохматым. – Судя по твоему рассказу, очень!
– Пожалуй, да. И все же в какой-то момент мне стало не по себе. Я привыкла все контролировать. А тут – чистейшая ярость. Полное отсутствие контроля.
Я гляжу на лежащий под ногами вязаный плед: тетушка Ларк подарила мне его в год выпуска. Ее семья приняла меня как родную, проявила невиданную прежде любовь и заботу, на которые я не знаю, чем ответить. Я просовываю пальцы в дырочки между петлями, а когда снова поднимаю голову, то натыкаюсь на пристальный взгляд подруги.
– Я чуть было не сбежала, – признаюсь.
Ларк щурится:
– И тебе стыдно за такие